Стол для пинг-понга был убран. Зрители в предвкушении усаживаются на скамьи. Сначала исполняется несколько песен, после чего начинается цирковое представление. На «сцене» появляется Хартман, которому доверена роль музыкального эксцентрика. Хартман воистину уникален. Он играет на полудюжине музыкальных инструментов, а еще при помощи звуков может имитировать игру на дюжине прочих. Его надо видеть за эти занятием! Его глаза постоянно меняются: они средние, большие, зажмуренные, маленькие хитрые, вылезающие из орбит.

Несчастная гитара! Сейчас Хартман использует ее исключительно в качестве барабана. Он отбивает дробь ей по спине. После этого он прихлопывает гитарой крошечную собачку, которую приносит с собой. Она сделана из дерева и покрыта плюшем. Кто привел на борт собаку? Кто из вас привел деревянную собаку, покрытую плюшем? Ах, никто! Хлоп гитарой! У меня от этого обращения с инструментом даже подкосились ноги. Однако в центре гитары имеется отверстие, где и исчезает собачонка.

Наш музыкальный эксцентрик выглядит просто великолепно. Он позаимствовал оболочку испорченного баллона от радиозонда и сшил себе из нее удивительный костюм, который украшен при помощи резинового клея и раскрашен имевшимися красками. Его основной аттракцион — это балансировка щеткой на палке от швабры. И здесь он показывает высший класс! Во втором отделении появляется «фокусник» Гбурек. Он тянет себя за волосы на голове от уха к уху, из стороны в сторону, причем делается это с таким блаженным выражением лица, что зрителям чуть не становится дурно.

После циркового представления мы поднимаемся на палубу, чтобы немножко проветриться от сигаретного дыма. На небе сияет луна, точнее полумесяц. Серп опять выглядит непривычным, но что поделаешь — мы все еще находимся в Южном полушарии.

На следующий день нас ожидает новое событие. Брунса одолели зубные боли. Его щека распухает прямо на глазах, увеличиваясь каждый час. С таким же ускорением портится нрав Брунса. И в этом нет никакого чуда. Так больше продолжаться не может. Когда Брунс не может справиться со своей зубной болью, появляется врач. Ему откровенно не хочется оперировать Брунса, так как дома он был пульмонологом. Но Брунсу удается уговорить нашего лекаря.

Место действия: каюта инженеров. Почему? Потому что там находится прекрасный «операционный стол». Брунс добавляет, что во время операции должен помогать Барклей. Он хоть и биолог, но уже раз разрезал живот киту.

При этом во время операции должен ассистировать я. Больной тешит себя надеждами, что я, сын дантиста, хоть когда-то видел, как удаляются зубы. Однако мой опыт стоматологической практики ограничивается школьным детством, когда я открывал дверь, видел скорбных клиентов и произносил: «Пожалуйста, заходите следующий!» Блудау заверяет меня, что этого вполне достаточно. Ну и прекрасно! Я как истинная сестра милосердия капаю на ноздри Брунса несколько капель эфира. После чего зажимаю его нос носовым платком. Судя по ровному дыханию, пациент заснул. Однако внезапно он потягивается, и я срочно даю еще эфира. Третьим ассистентом на операции является

Маас, один из наших инженеров. Его прошлое не играет никакой роли. У него неимоверно сильные руки, а потому он нужен, чтобы держать ноги нашей жертве, которая даже во сне норовит сделать рефлекторные движения.

Блудау берет его щипцы, а Барклей по приказу пытается поставить в челюсть Брунса никелированный разжим. Это отнюдь не простая задача. Во сне Брунс сопротивляется, и Барклею приходится пустить в дело все свои четыре конечности. Брунс безвольно спит, но челюсть разжимать не хочет… Но должен… Ну что за безобразие… Должен же… В противном случае Блудау не сможет спокойно работать… Внезапно пациент открывает рот: «Эээээ… Мне уже можно жевать?» Мы изумленно смотрим друг на друга. Что случилось? Вот ведь! Быстрее еще эфира на нос!

Мы пытаемся не шуметь и быть ниже травы, тише воды… Теперь он действительно заснул… Барклей поправляет челюсти… Блудау берет щипцы… Маас держит ноги… Я на всякий случай открыл бутылку с эфиром… Рывок. Хрясь! И Блудау держит в щипцах вырванный зуб.

Ура! Операция прошла успешно!

Прочь носовой платок! Вздохни свежим воздухом! Вынимаем из челюсти разжим! Брунс постепенно приходит в себя. Он смеется!

— Слава Богу, все-таки вырвали зуб!

— Слава Богу, — поправляет его Блудау, — что вырвали тот, который было нужно.

Брунс полностью проснулся.

— Ребята, знаете, что мне привиделось? Представляете, мне снилось, что я был пингвином, самым настоящим пингвином, а Барклей кормил меня!

Читатель поймет, почему мы стали смеяться, надрывая животы. Теперь для нас было яснее ясного, почему полусонный Брунс интересовался, можно ли ему жевать. Никелированный разжим Барклея показался ему, считающему себя пингвином, жирной трехфунтовой селедкой. Вот так сны могут приукрасить действительность!

После этого следует еще одна операция. Гбурек решил сбрить свою полярную бороду. Теперь он выглядит как конфирмант, юноша, первый раз допущенный до причастия.

14 февраля. Нас сейчас качает на месте, так как пришло время для очередной «станции». Однако ветер, который дует со скорость 15 метров секунду, привел в полнейший беспорядок тросы для лотов и сети. Такое ощущение, что он даже смог повредить корабельные винты. Показания на барометре падают. Стрелка доползла до самых нижних делений. День тянется как никогда долго. Нет ничего хуже бесцельного ожидания.

На следующие сутки начался мощный шторм. Все летает кувырком. Малызка, наш «стюард для завтраков», хочет заглянуть в мою каюту. Однако стоящие в углу винтовки падают и блокируют дверную ручку. Сигарная коробка, в которой хранится замазка, с шумом падает сверху на ковер. Барограф выдает изображение каких-то качелей, где дрожит даже проводимая черта толщиной в 2 миллиметра. Нарисовать что-то от руки не представляется возможным. На корабле можно передвигаться, держась либо за перила, либо за стенку. Я захожу к капитану Ричеру, который сидит в кресле перед письменным столом и заливается громким смехом.

— Смотрите, смотрите же! Сейчас будет еще раз!

При каждом покачивании корабля ящики письменного стола как по команде дружно открываются, затем столь же синхронно захлопываются. Наружу! Вовнутрь! Наружу! Вовнутрь! Очень слаженное действие! Я с любопытством наблюдаю за этой картиной. Жжжииххх! Бах-бах! Все ящики вылетают из столешницы. Падают на пол, а затем летят к одной из стен! Жжжжииххх! Они проскальзывают по всей каюте и оказываются у противоположной стены. Мы оба хохочем.

Наконец-то 16 февраля мы можем сделать замеры на 54° южной широты. Ну, слава Богу. Впрочем, шторм не совсем утих. Лот с тросом относит от корабля под изрядным углом. Интересно, как это выглядит под водой? Паульсен кричит на мостик и просит выровнять корабль. Несущие вахту пытаются сделать все возможное, но проще баржу поставить на корму, чем заставить трос опускаться в воду точно вертикально.

54 градуса южной широты! Еще днем мы делаем заход к острову Буве. Если перенести эти градусы на северные широты, то координаты соответствовали бы острову Гельголанд.