Лостад не прогуливался в этот раз вдоль лобовой шеренги. Он стоял, сцепив руки за спиной. Смотрел торжественно и так же торжественно начал речь:

— Воины-храмовники, легионеры славного тринадцатого легиона. До этого дня вы только на словах были ступившими на стезю Великого Номана, сегодня вы ступите на нее по-настоящему. Впрочем, и даже сегодня это всего лишь слова. Настоящая стезя начинается тогда, когда за спиной остается земля Ольджурии. Когда вы пересекаете Кромь и идете к Зыби, где властвуют твари Тьмы. Все это вы еще поймете. А сейчас у вас есть полчаса. В конце них я хочу видеть на этом плацу не заспанных сопляков, а настоящих легионеров, воинов славной армии храмовников. Я понятно изложил свое желание?

— Да, мин лег-аржант!

— Разой-тись!

Вода в большой бочке за ночь подмерзла. Один из «придатков» расколотил ее топором, и я первым умылся холодной обжигающей водой.

— Волнуешься? — спросил Линк, когда я вытирал лицо полотенцем.

— Не очень, — ответил честно. Нет, было, конечно, волнение, но гораздо меньше, чем при атаке в лоб с двенадцатым.

— А я волнуюсь. За Лонганга.

Я посмотрел на его лицо, решив, что он просто шутит, но Линк был серьезным.

— Оставляю его здесь, у одного торгаша в Шане, что зельц делает. Если не вернусь, он, гад, его на этот самый зельц и пустит.

— Вернешься, — сухо ответил я и поплелся в палатку.

Штаны новые, рубаха с крестом, кожаный доспех поверх нее. Переобулся в свои сапоги, чтобы не стереть в пути ноги. Поелозил телом. Доспех сел удобней, и я затянул ремни. На секунду замер, вдохнув носом будоражащий запах кожи. Потом повесил на пояс ножны. Вытащил меч, рассмотрел. Как ни странно, Линк, узнав его, так и не сказал мне по этому поводу ни слова, хотя у самого теперь был всего лишь боевой нож. И длиной на ладонь меньше, и качеством хуже.

Поверх доспеха нацепил плащ, провозившись минут пять. Потом кинул за плечи набитый до отказа походный мешок, на две лямки, выровнял посредине спины, равномерно распределив вес. На правое плечо набросил лямку пельта, взял в руку шлем и вышел из палатки.

Небо над лагерем было абсолютно чистым, практически лазурь, только не такая легкая, как летом. Давила немного на глаза.

Как ни странно, но неторопливый процесс одевания прибавил волнения. Словно именно во время него мозг постепенно врубался в то, что на самом деле происходит.

Мы уходим. И уходим не на прогулку.

Через полчаса наш гурт стоял при полном параде, а Лостад теперь привычно прохаживался туда-сюда, о чем-то задумавшись. За спинами слышались крики, подгоняли запаздывающих легионеров. Лег-аржант второго гурта уравновешенностью не отличался, это мы все успели понять за неполные две десятицы. Его грубый крик постоянно доносился с соседней стоянки.

— Четыре линии, левое пле-э-чо! — наконец подал голос наш лег-аржант, остановившись. — Колонной по четыре, шагом, впе-эрь-од!

Мы двинулись к «воротам», глядя на ту сторону грунтовки. Там теперь было столпотворение телег и повозок, которые превратили девственный снежный покров в грязевое месиво. Только напротив нашей стоянки было не менее сорока. Прыткие «придатки» даже уже успели перетащить на них какую-то часть гуртового имущества.

Мы свернули вправо, зашагали к дороге. На перекрестке остановились минут на десять. Появился Сервий на логе, что-то проорал Лостаду и снова умчался в хвост колонны.

Мы двинулись вперед. Длиннющая змея из тысяч людей, ставших одним организмом, наученных убивать и готовых умирать.

Перед самим Шаном снова остановились, но вскоре продолжили марш по прямой, ни разу не свернув, и через минут десять главная улица вывела к широкой площади, мощенной огромными серыми плитами.

— Колонны, сто-о-ой! Первые четыре, левое плечо! Пять шаго-ов, раз! Стой! Колонны, коротким шагом вперь-од! Колонны, стой! Левое плечо! Четыре шага-а, раз!

Нас выстроили в гурт, и только после этого мы двинулись дальше. Площадь была пустой, если не считать примерно десяти человек, стоявших справа на каменном возвышении. Похоже оно было на низкую, но удлиненную пирамиду инков, сложенную из темно-бордового камня. А вскоре я заметил еще и магов. Они стояли через каждые десять шагов, практически невидимые на фоне стены.

— Коротким, раз! Равнение пра-а-во!

Единый поворот четырех сотен голов, и мы, чеканя шаг, смотрим на тех, кто стоит на возвышении. Кто-то из них Повелитель, но кто? Хотя мне, лично, все равно, и мой взгляд просто тупо «ползет» по бордовой стене.

— Гу-у-урт, стой!

Мы останавливаемся довольно далеко от «пирамиды», отсюда уже не разобрать ни лиц, ни деталей одежды стоящих на ней. Ждем целый час, пока выстраивается сначала весь тринадцатый легион, а потом двенадцатый. За спинами слышны всхрапывания логов, это наши турмы, которые въехали на площадь после пеших легионеров.

Наконец топот ног и копыт прекратился, и над площадью повисла торжественная тишина. Маги тут же сплели какие-то заклинания бледно-голубоватого цвета, похожие чем-то на «щиты».

— Возлюбленные братья! Воины Великого Номана! — громогласно зазвучало над площадью. «А, так вот что это за заклинания. Интересно. И, судя по цвету, на основе Воздуха…»

— Побуждаемый необходимостью, я, Аклонто Седьмой, глава храма Семи Дорог, носящий с разрешения Господа знак его наместника, надзирающий за всей землей Ольджурии, пришел к вам, слугам его, как посланник, чтобы приоткрыть Божественную волю!

Он сделал короткую паузу и продолжил:

— О, воины Номана и братья мои! Поскольку мы обещали Господу установить у себя мир прочнее обычного и еще добросовестнее блюсти права Храма, есть и другое, Божье и ваше дело, стоящее превыше прочих, на которое вам следует, как преданным Богу, обратить свои доблесть и отвагу. Именно необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на запад, к землям проклятых тварей Тьмы. Ибо близок тот час, когда они снова смогут вторгнуться в наши святые пределы! И если мы будем пребывать в бездействии, то примут страдание невинные наши жены, матери и дети!

Он оглядел застывшие шеренги.

— Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом! Пусть носит каждый изображение креста Номана и на груди своей, и в груди своей. Тот же, кто вернется, пусть поместит это изображение на плече своем как вечный знак своей доблести и отваги! Идите смело, сыны Ольджурии, ибо сам Великий Номан ведет вас на эту битву! И под его знаменем вы будете бить врага, и под его десницей пребывать на поле боя. И вот об этом-то прошу и умоляю вас, воинов Номана и братьев моих, и не я, а Господь! Ибо сказано в писании: «Так хочет Номан!»

Глава храма перевел дыхание, и на секунду над площадью повисла звенящая тишина, полная всеобщего немого воодушевления.

— Знайте, братья мои, — продолжил он после этой короткой, но исполненной значения паузы, — если кто, отправившись туда, окончит свое житие, пораженный смертью в битве против тварей Тьмы, отныне да отпускаются ему грехи. А те, кто невольным отправляется и останется жив, — тот свободным станет навечно. Я обещаю это всем, кто идет в поход, ибо наделен такой властью самим Господом нашим, Великим творцом Отума!