Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был готов поверить, что Дан уже не тот человек, каким уезжал из Финляндии, но я не мог представить его наркоторговцем. Мне удалось получить только два объяснения тому, почему он мог встречаться в Финляндии с наркодельцом вроде Таги Хамида, не повидавшись даже с родственниками или друзьями. Клейн рассказал, что Дан был вынужден уйти из армии из-за хищения оружия. Сам Дан сообщил примерно то же самое, только другими словами. Я не верил ни тому ни другому.
Окрестности автомастерской Али Хамида выглядели так же, как и раньше. Осень повзрослела на несколько дней, и деревья подсыпали листьев на крышу автодома. Скоро все завалит снегом, и Яппинен будет, как мышь, прокапывать себе тропинку.
Я постучал в дверь дома на колесах. Стенман стояла позади меня, как всегда изящно одетая. Вместо английской болоньевой куртки на ней было замшевое полупальто. Оно казалось теплым и дорогим, как и сама Стенман. На мой вкус, она выглядела уж слишком аристократично, но все-таки что-то в ней было.
Она мне нравилась.
Я сказал:
— Посмотри в окно.
За окном висела занавеска, но Стенман извернулась заглянуть с краю.
— Да, там кто-то есть.
Я постучал в дверь кулаком. Мои удары звучали скорее приказом, а не просьбой открыть дверь.
— Кто там, черт побери… в такое время…
«Таким временем» Яппинен назвал половину десятого утра — он явно принадлежал к категории сов.
Старик открыл дверь в нижем белье. Волосы взлохмачены, из жилища пахло нужником. Заметив Стенман, он покраснел.
— Если можно, я оденусь…
Он захлопнул дверь. Стенман взглянула на меня с веселым злорадством:
— Вот она — прекрасная и безмятежная холостяцкая жизнь.
— Да, именно такая, — подтвердил я.
Вдруг Стенман задумалась:
— Такая вонь из автодома. Ты заметил…
Я с удивлением взглянул на Стенман. Затем все понял. Отошел в сторонку и позвонил по телефону.
Я закончил разговор как раз в тот момент, когда дверь снова открылась. Яппинен вышел одетым со смоченными водой и приглаженными волосами. Хотя было пасмурно и стоял туман, свет слепил его, и он шурился. Старик осторожно уселся на ступеньки дома на колесах и обхватил колени слегка дрожащими руками.
— Вы говорили, что Али Хамид раньше работал у вас, а потом выкупил автомастерскую?
— Да, купил.
— И во сколько ему обошлась мастерская?
— Ему досталось все оборудование, три подъемника, другие дорогие устройства и все инструменты, полный комплект, да еще в придачу постоянная клиентура. Я получил триста пятьдесят штук в старых деньгах… Это, конечно, цена льготная, как старому боевому товарищу, но я умею ценить настоящих трудяг, а Али был таким.
— То есть примерно шестьдесят тысяч евро.
— Около того.
— И он заплатил все сразу?
— Именно так. У меня есть все бумаги и расписки.
— Откуда он взял столько денег? — спросила Стенман.
— Ну, в банке, наверное… или где теперь берут деньги… У него самого таких денег не водилось, квартиру он снимал, да и такую свору детишек содержать — тоже немало стоит.
— Мы полагаем, что Хамид перепродавал наркотики. Вы когда-нибудь видели у него что-нибудь подобное?
Яппинен быстро глянул на нас. Потом закашлялся и извлек из пачки наполовину выкуренную сигарету.
— Нет… нет… правда.
— Он заплатил вам наличными или перевел деньги на счет в банке?
— Вся сумма упала на счет.
— Хотелось бы взглянуть на квитанцию, — сказал я.
— Сейчас, что ли?
— Да.
— Я сейчас не помню, где она… Давайте поищу ее и позвоню. Если не затруднит, подбросьте меня на «Тебойл», я позавтракаю.
Я посмотрел в блестевшие глаза Яппинена и сменил тактику:
— Я только что звонил кое-куда и навел о тебе справки. У тебя три судимости за преступления, связанные с наркотиками. Употребление и контрабанда.
Лицо Яппинена словно окаменело, затем он сглотнул и произнес:
— Ну, это все старые дела. Когда-то по малолетству..
— Я могу вызвать натасканную на наркотики собаку, и мы обследуем твой дом.
Яппинен побледнел и качнулся, как будто вдруг почувствовал слабость.
— Не стоит. Это что, такое серьезное преступление, если я, старый хрыч, иногда пыхну? Кому это мешает?
— Нас интересует Хамид, а не ты.
Яппинен прикурил самокрутку и сделал первую утреннюю затяжку.
— Он торговал гашишем и амфетамином. Не знаю, сколько чего, но сам я иногда покупал у него понемножку. Али говорил, что сразу с этим завяжет, как только приведет в порядок свои финансовые дела. Он посылал деньги, кажется, всем своим родственникам в Ирак, или где в наше время живут эти самые курды?
— А его двоюродный брат Таги?
— Ну да, этот тоже был в деле.
— Работал ли с ним кто-то еще? Убийства могут быть связаны с наркоторговлей.
— Он говорил, что товар приходит из Испании и Марокко, но я не знаю, у кого он покупал, во всяком случае, не у финнов. Можно я уже…
— Еще один вопрос. Ты видел кого-нибудь в тот вечер, когда убили Али и Вашина? Подумай хорошо, а то можешь здорово ошибиться.
— Две машины… и несколько человек… белый мини-вэн и «пассат».
У меня в кармане лежала фотография украденного у Оксбаума «ниссана». Я показал ее Яппинену.
— Во всяком случае, похож. Номер мне запомнился, JFK-37. JFK — это инициалы того американского президента. А тридцать семь — год моего рождения.
— А что скажешь про «пассат»?
— Темного цвета, дизельный движок. Номеров не видел.
— Но людей-то видели? — поднажала Стенман.
— Сначала приехала белая машина, но я не заметил, когда она появилась. Я увидел ее, когда эти типы уже уезжали. Фонари во дворе слабо светят, так что я толком не разглядел, но слышал, как они разговаривали на каком-то иностранном языке, не знаю на каком. Я подумал, что это какие-то арабские приятели Али и Вашина.
— Вы не запомнили ни одного слова?
— Я днем малость выпил и как раз проснулся. Поэтому голова у меня была дырявая, как сыр. Эти ребята сели в машину и уехали, я больше о них и не задумывался. Сходил на «Тебойл», а когда вернулся, махнул пару пива, чтобы немножко подлечиться, и затем открыл бутылочку «коссу».[30]Почти сразу после этого подкатил «пассат». В нем было двое мужчин. Я видел их, когда они прошли в мастерскую. В это время я отошел за машину отлить и, когда эти парни вышли, слышал, что один из них матерился как заведенный и куда-то звонил. Они осмотрелись, но, к счастью, у меня в машине свет не горел, и они меня не приметили.