вместе с еще каким-то энтузиастом из прислуги принялись лупить его алебардами, а я обогнул палатку и забежал внутрь через другой вход.

— Вон! — выпихнул наружу какую-то перепуганную даму, быстро сориентировался и ворвался в покои Анны Австрийской.

Сама королева забилась угол, перед ней стояли со шпажонками в дрожащих руках два молоденьких пажа, а Мадлена быстро заряжала мушкет, яростно работая шомполом.

— Ваше величество... — я рубанул рогатиной по стенке, потом руками разорвал полог. — Уходите, живо...

Но никто не успел сдвинуться с места, потому что в покое показалась окровавленная морда вепря...

Королева перепуганным, но гневным голоском, неожиданно выругалась на испанском.

— El dumbass mas grande en el mundo! #

El dumbass mas grande en el mundo! — (исп.) самый большой засранец в мире,

Кабаняра остервенело фыркнул и с пробуксовкой ринулся вперед.

Я только успел выставить рогатину на уровень груди пятачка и прижать конец древка ногой к земле.

А дальше...

Дальше в меня словно врезался паровоз...

Честно сказать, я толком ничего не понял, ощущения и картинка смазались.

Помню, куда-то летел, потом саданулся во что-то мягкое.

Запутался, забарахтался, развел руками что-то очень похожее на кружева и увидел...

Господи помилуй!

Не знаю, как это выразить словами. В общем... черт... я увидел основательно заросшую светлыми курчавыми волосенками женскую писечку.

— Вы там не задержались? — тактично поинтересовался голос королевы.

Надо сказать, очень неожиданно для меня.

— Матерь божья... — перепугано ахнул я.

Королева сидела на заднице широко раздвинув ноги, а чертова зверюга, получается, меня между этих ножек и закинула.

Дальше я суматошно выдрался наружу из-под юбок ее величества, уже прикидывая, как меня казнят за святотатство: колесуют или все-таки четвертуют.

Анна Австрийская даже не покраснев, пристально смотрела на меня. Пажей не было, они куда-то успели свалить. Мадлена с трудом сдерживалась от смеха, прикрывая ротик рукой.

Вепрь похрипывал и пускал кровавую слюну, распластавшись на ковре с засаженной в грудь до упора рогатиной. Он все еще был живой, дрыгал ногами, но сдвинуться с места не мог.

А у меня, почему-то пекла адским огнем правая ягодица.

— Madre de Dios... — королева спокойно встала, деловито одернула юбки, а потом слабо ахнула и рухнула в обморок.

— Блядь... — я едва успел подхватить ее на руки.

Покрутился и зачем-то полез вместе с ней наружу через прорез в пологе.

И явился прямо пред глаза его величества Людовика, тринадцатого этого имени.

Король в плотном окружении охраны молча смотрел на меня. Рядом стоял его высокопреосвященство кардинал Ришелье и Гастон Орлеанский.

Ну и куча прочего народа.

«Все-таки четвертуют...» — обреченно подумал я.

Впрочем, на лице короля почему-то не просматривалось гнева или досады. А потом он и вовсе удивил, неожиданно поинтересовавшись:

— Где вепрь?

— Отпустите же меня... — сердито зашипела Анна Австрийская.

Я ее аккуратно поставил на землю, поклонился, но ответить не успел.

Королева гневным голоском сообщила:

— Пока ваша свита бегала от кабана, этот кавалер убил зверя и спас меня, ваше величество!

Король выслушал ее, перевел взгляд на меня, едва заметно кивнул и потопал в полузаваленный шатер смотреть на вепря.

Вот так взял и потопал. За ним повалили остальные. К королеве подлетели дамы и тоже ее увели.

Со мной остался только Артемон дю Марбо.

Он склонился к моему уху и очень тактично шепнул.

— Антуан, у вас... как бы это сказать... немного не в порядке с нарядом, в частности...

Я машинально лапнул себя за задницу и обнаружил, что штаны порваны, мало того, весь зад в крови.

Саншо хрюкнул, даваясь смехом.

— А надо мной смеялись, ваша милость...

— Иди в задницу, скотина, — зло ругнулся я. — Черт...

— Антуан! — к нам рысью подбежал Гастон Орлеанский. — Вот это была потеха! Что с вами?

И тоже счастливо заржал.

Пришлось переться в одну из уцелевших палаток и ждать, пока Саншо зашьет дыру на штанах. Сама жопа почти не пострадала, обошлось неглубокой ссадиной. Правда, хоть убей, я так и не понял, когда ее получил. К кабану вроде тылом не поворачивался.

А потом пришел какой-то чин из королевской свиты и чопорно сообщил, что мне предписано королем вернуться домой и смиренно ожидать своей участи.

Покидать Париж запретили.

Уже по пути домой, я кратко пересказал Саншо случившееся.

— Матерь божья! — баск быстро перекрестился. — Что, правда, прямо под юбки?

— Угу... — я страдальчески вздохнул, поудобней умащивая раненое седалище в седле. — Если королева расскажет... в общем, беги, мой друг, беги. Иначе и тебя четвертуют...

— Никогда, ваша милость! — баск помотал башкой. — С вами до конца! Господь не выдаст, может и обойдется... — он немного помедлил и шепотом поинтересовался.

— И как она?

— Кто? — я недоуменно на него уставился.

— Ну... — баск расплылся в улыбке. — Ну... эта... королевская... ну... вы поняли...

Я немного подумал и честно признался:

— Ничего особенного. Видал и лучше.

— Эх! — баск мечтательно прищурился. — Хоть бы одним глазочком глянуть и можно на плаху. К слову, ваша милость... — он сделал загадочную паузу.

— Говори уже.

— Я видел, как с теми мальцами... словом, перед тем как эти щенки открыли клетку, я видел, как с ними разговаривал один дворянин и показывал на кабана. Он мне сразу не понравился.

— Как выглядел? — я сразу насторожился. — Мальцов тоже опиши, я не запомнил их...

Когда баск все подробно рассказал, я понял, что вепря отпустили далеко не спроста.

Вот только кто это сделал и зачем, пока оставалось неизвестным...

Глава 20

Наваррец

Париж встретил нас приветливо, как родных: вонью и грязью. Я уже начал привыкать к этому новому старому городу, который так любил в прошлой жизни. Парижане XVII столетия сильно отличались от своих согорожан, живущих на четыреста лет позже.

Крестьяне одевались в дешевую одежду, преимущественно темных цветов: сорочка, куртка, штаны, чулки, да грубые башмаки. Горожане и буржуа одевались примерно так же, не забывая брать с собой накидку с капюшоном. Женщины носили юбки и корсажи, реже платья.

В своем гардеробе обычные люди имели столь мало вещей, что по костюму легко можно было определить провинцию, из которой явился тот или иной человек. В чем приехал пару лет назад — в том и ходит до сих пор.

Я