Панихида состоялась в Ленинградском Театре эстрады. Для его мамы, Эрики Карловны, пережить сына оказалось страшным ударом, это вообще страшно, когда дети уходят раньше родителей. На похоронах, помню, Илонка, Эрика Карловна и я стояли в сторонке, а его жена бросалась на гроб, кричала: «Откройте мне крышку, я хочу попрощаться!» Гроб открывать было нельзя, и она это прекрасно знала. После похорон мужа она довольно быстро вышла замуж за какого-то немца и уехала, но это не важно, я никому не судья… Илона заказала отцу красивый памятник из чёрного гранита – руки пианиста из бронзы держали голубя. Бронзу вскоре украли…

В первую годовщину его смерти в 1989 году в БКЗ «Октябрьский» я организовала и провела вечер памяти Сан Саныча, назвав его «Творческий вечер композитора А.Броневицкого». Мне звонили и говорили: «Ты что – с ума сошла? Он же не был членом Союза композиторов, какой творческий вечер?!» Я отвечала: «Это он для вас не был, а для меня и народа – был!» Формально это действительно было традицией того времени – творческий вечер был привилегией композитора, являющегося членом Союза композиторов, но я считаю, что его талант был достоин такого вечера, а все эти звания и союзы – простая формальность.

В мае 1993 года я участвовала в одном из сборных концертов в ГКЗ «Россия». После выступления за кулисами ко мне подошел директор концертного зала и сказал: «В правительственной ложе находится руководитель администрации президента со своим помощником, они приглашают вас на фужер шампанского». Хотела отказаться, но решила, что это будет выглядеть глупо. В ложе меня посадили рядом с каким-то человеком, он смотрел на меня точно загипнотизированный, не отрывая глаз. «Что вы на меня так смотрите? – не выдержав этого взгляда, спросила я. – Мы знакомы?» Тут мой незнакомый сосед и говорит: «Нет. Но знаете, вы мне давно нравитесь. В 61-м году я взял у вас автограф, который храню до сих пор. Это была моя инициатива вас пригласить, я очень хотел с вами познакомиться». Тогда я узнала, что его зовут Владимир Петрович Поляков. Мы пили шампанское, беседовали, как это принято, ничего особенного, поговорили, и я уехала. На этом первое знакомство и закончилось.

Чуть позже я попала на лечение в клинико-диагностический центр, где мне делали блокаду по поводу остеохондроза – он у меня очень «колючий» и нередко бывают обострения. Понадобилось французское лекарство для инъекций. Никто не мог его достать. И тогда я вспомнила о новом знакомом. Позвонила ему, и в течение недели это лекарство прибыло ко мне из Австрии. Тогда я даже не предполагала, что познакомилась со своим будущим третьим мужем.

Однажды, в первые месяцы нашего знакомства, он пригласил меня в грузинский ресторан «Иберия», пришли, но я ничего не смогла там есть: все было такое острое, будто вместо яств лежали ножи и кинжалы. Владимир Петрович заметно смутился. После женитьбы, в минуты, когда я сердилась на мужа, говорила: «Слушай, Володя, иди ты в «Иберию»!», такой забавный эпизод.

После того как он помог мне с французским лекарством, мы стали перезваниваться. У нас завязался настоящий телефонный роман, который длился более года. Разговаривали о музыке, песнях, событиях в двух столицах. В телефонных беседах он был очень деликатен, вежлив и всегда жизнерадостен, а затем стал меня удивлять. Например, у меня концерт где-то в Сибири, и вдруг мне преподносят цветы от Владимира Петровича! Подумать только, чуть ли не за полярным кругом, я преувеличиваю, конечно, но очень далеко от Москвы, цветы от Владимира Петровича! Мне преподносили цветы от него в Ленинграде, в Таллине, в Киеве… И вы знаете, мне тогда так понравилось, что в наш непростой век, когда все обесценивается, настоящие мужчины все-таки остались. Мы по-прежнему были с ним на «вы», и в этом тоже была какая-то особая прелесть, – признак уважения со стороны мужчины. Но однажды Владимир Петрович позвонил в 7 утра, и я спросонья сказала: «Почему ты звонишь так рано?» И слышу в ответ: «Вот-вот, теперь уже лучше!» Так мы перешли на «ты».

После этого мы сблизились. Особенно вспоминается несколько эпизодов из периода, когда у меня были гастроли в Ростове, откуда родом был Поляков. Он взял военный вертолет, и полетели туда, где покоилась его мама, куда-то в отдаленные районы, на станцию Мачевская, это где-то в 250 км от самого Ростова. Пришли мы на могилу, стоим, и тут во мне вдруг все перевернулось, видимо, на лице все отразилось, потому что Поляков на меня смотрит и спрашивает: «Эдита, что происходит?» А я смотрю на дату на памятнике и понимаю, что дата рождения – 15 октября – это дата рождения моей мамы. А его маму, кстати, звали Феодосия, мою – Фелиция. Мало того что имена похожи, так еще и цифровая магия. Да, и так я тогда поверила, что это настоящий знак, подумала: наши мамы на небесах встретились и решили дать нам «добро» на наш союз.

Как мы пришли к мысли о регистрации отношений? Опять же, это произошло неожиданно. Когда очередной раз я приехала в Москву, во время нашей встречи вдруг сказала: «Наверное, мне суждено третий раз выйти замуж». Пошутила, а он и говорит: «А я как раз тебе хотел предложение сделать». Честно говоря, я не верила, что еще смогу быть чьей-то женой, но мы все-таки решили пожениться.

У нас не было пышной свадьбы, тихо сходили в ЗАГС 31 августа 1994 года, чуть ли не тайком. Помню, шел дождь, и на этот раз у меня не было красивого свадебного платья. С моей стороны присутствовал внук Стасик, я его в шутку называла свидетелем, хотя ему было всего 13 лет. Владимир Петрович тогда подарил мне золотой медальон в форме сердечка. После оформления брака он сказал: «А давай поедем в Израиль, отдохнем…» И уже на следующий день я проснулась в Тель-Авиве, в номере для новобрачных. И представляете, открываю глаза, смотрю в окно и спрашиваю: «Концерт сегодня есть?» И мой муж мне отвечает: «Забудь об этом, мы приехали отдыхать». Только в тот момент осознала, что за много лет не была в нормальном отпуске ни разу.

Но все хорошее заканчивается быстро, закончилась и наша «медовая неделя». Каждый из нас вернулся в свой город, он в Москву, я в Петербург. Да, мы решили, что никто из нас не будет ради другого менять место жительства. У Владимира была ответственная работа, которую он не мог оставить, и я совсем не горела желанием перебираться в Москву. Так мы стали жить на два города. Хотя впоследствии Поляков неоднократно пытался уговорить меня переехать к нему, в его двухкомнатную квартиру на Рублевском шоссе, но для меня это оказалось невозможным. Я объяснила ему, что мне, как почти коренной ленинградке, будет невыносимо жить в городе, с которым меня ничто не связывает. А в Ленинграде – друзья, парикмахер, Верочка, с которой у нас полное взаимопонимание. Любимые места, парки, сады, знакомые маршруты для прогулок, магазинчики, в которые любила заходить под вечер и всегда знала, что для меня приготовлено то, что я обычно беру. И куда я безо всего это? Не говоря уже о том, что там же, в Ленинграде, осталась бы коллекция моих платьев и много-много всего.

Мы неоднократно возвращались к этому разговору. И однажды я ему сказала, что в Москве я просто не буду знать, куда себя деть: он уходил на работу к 8 утра, а я что должна делать – сидеть у окна и ждать его? Работа у него непростая, он приходил бы вечерами, запирался бы в своей комнате, и что? Мне удалось убедить Владимира Петровича, что мой переезд будет ошибкой. Так что мы общались по выходным – или он прилетал ко мне, или я ехала к нему. В нашем «гостевом» браке было что-то интересное, я читала одно исследование на эту тему, в нем говорилось, что подобный брак вполне может состояться, если супруги люди мудрые, зрелые, так сказать. С одной стороны, они не надоедают друг другу, с другой – всегда имеют возможность воссоединиться. И первое время мне казалось, что у меня есть все шансы стать счастливой в третьем браке. Хотелось наконец почувствовать себя женщиной, которую не обошло то самое пресловутое «личное счастье». Я настолько убедила себя, что смогу стать хорошей женой, что даже впервые взяла себе фамилию мужа и стала Пьеха-Полякова. Мне нравилась жизнь, которой я живу. Моя взрослая дочь в то время, как и я, полюбила в третий раз, и мне было радостно видеть, что у нее все хорошо. Мы стали лучше понимать друг друга, а я перестала относиться к ней с позиции старшей, обсуждали наши дела на равных и прекрасно понимали друг друга. Вот оно, долгожданное счастье: моя дочь рядом, мои внуки выросли, и с ними тоже полное взаимопонимание, обо мне заботится любимый человек…