– Это невозможно, – напомнил он паромщице. – Он ушел, Сюзанна. Ты зря рисковала безопасностью своих душ. Если он стал призраком, его больше нет. Он не вернется, и ты это знаешь.

Дилан видела, что Сюзанна осознает свою неправоту, но все равно пытается защищаться.

– А еще нам говорили, что никому никогда не пересечь границы между мирами, – возразила она. – А теперь мы знаем, что это неправда!

– И лучше нам было этого не знать! – сердито ответил Тристан. – Посмотри, к чему это привело! Мы вмешались во что-то, чего не понимаем и последствий чего не представляем.

– Я пообещала, Тристан! – ответила Сюзанна с мольбой и яростью в голосе. – Я поклялась ему, что проведу его через пустошь, и я его подвела.

– Нельзя давать таких обещаний, и тебе это известно. А теперь тебе придется жить с мыслью, что ты нарушила слово. Послушай меня внимательно, Сюзанна. Его. Больше. Нет. Он призрак, и этого не исправить. У них внутри пустота; они просто заполненные ненавистью оболочки.

– Но это неправда!

Слезы заблестели у Сюзанны в глазах. Со своего места на стуле Дилан видела, как она решительно сжала руки в кулаки.

– Джек узнал меня в воде. Он помог мне, когда другие призраки на меня напали. Если бы не он, меня бы утащили под воду, и я бы не вернулась.

Тихое восклицание Джоан отвлекло Дилан. Когда она снова посмотрела на Сюзанну, то увидела, что та полностью разбита.

– Простите. Это было опасно, но я должна была попробовать. И я вернулась.

– А могла бы и не вернуться, – возразил Тристан. – Было очень глупо идти на такой риск.

– Ты бы сделал то же самое ради Дилан.

Тристан молча раскрыл рот.

– Не говори, что его больше нет, – настаивала Сюзанна. – Он ответил мне, я знаю, что ответил. А когда мы пришли сюда, в убежище, мы обнаружили внутри призрака…

– Внутри убежища? – спросил Тристан, но Сюзанна проигнорировала его вопрос.

– Джоан спела ему, и он отозвался!

– У тебя разыгралось воображение, – резко возразил Тристан. – Нет там ничего, Сюзанна. В них не осталось ничего от людей. Они…

– Она говорит правду, – ко всеобщему удивлению, вступилась за Сюзанну мама Дилан. – Когда я пела, это его успокоило. А потом, когда я замолчала, он снова взбесился. Я не понимаю, что случилось, но я увидела в нем перемены. Он услышал песню.

Сюзанна умоляюще смотрела на Тристана. Мельком взглянув на родителей, Дилан увидела, что они тоже смотрят на Тристана.

Дилан уже научилась понимать выражение его лица. Она знала, что последует дальше. Он скажет Сюзанне, что это было слишком опасно и что она должна забыть про Джека. Пусть занимается своим делом и перестанет рисковать вверенными ей душами.

А еще она знала, что он никогда, никогда не перестал бы ее искать. Что бы он ни говорил, если бы она стала призраком, он бы пошел на что угодно, чтобы ее вернуть – и она сделала бы то же самое для него.

– Он защищал тебя? – спросила Дилан.

Сюзанна кивнула, с благодарностью посмотрев на Дилан.

– Он не давал другим призракам на меня нападать, – ее честное лицо перекосило. – Но он не подпускал меня к себе. И я не могла одновременно и ловить его, и отбиваться от других призраков. В одиночку точно не могла.

В одиночку…

– А если бы с тобой был еще один проводник? – задумалась Дилан.

– Дилан, нет.

– Думаю, если бы со мной был другой проводник, я бы смогла затащить его в лодку, – тихо, очень тихо ответила Сюзанна. – А потом, ну, я бы могла сделать что-нибудь… позвать его обратно… или не могла бы. Но по крайней мере я бы знала.

Именно это разрывает душу Сюзанны на части, подумала Дилан. Мысль о том, что Джек еще где-то там, потерян в теле призрака и зовет ее. Надеется, что она его спасет.

Дилан никогда не думала, что Джек с Сюзанной так близки. Да что там, ей казалось, они даже недолюбливают друг друга. Однако, возможно, проведенное вместе время что-то поменяло. Казалось, Сюзанна искренне тоскует. Горе на ее лице было сложно не заметить.

– Не смотри на меня так, Дилан, – сказал Тристан.

Конечно, он читал мысли по ее лицу так же легко, как и она по его.

– Я не стану тобой рисковать ради кого бы там ни было.

Сюзанна вздрогнула, но, если Тристан и заметил, то предпочел не обращать внимания.

– А представь, что это была бы я, – прошептала Дилан. – Всего один раз, Тристан. Если вы будете действовать вдвоем, это будет безопаснее, да?

Тристан молчал, не желая соглашаться, но за его плечом Сюзанна кивнула.

– Это опасно, Дилан, – тихо сказал он. – Если что-нибудь случится, я могу не вернуться.

Она знала, что он просто хочет ее напугать. И у него получалось. Но она изо всех сил старалась этого не показывать.

– Ты вернешься ко мне. Я знаю, что вернешься.

И этим она как будто забила последний гвоздь в крышку гроба.

– Это даст мне время побыть с мамой и папой, – напомнила она. – Так мы сможем как следует попрощаться.

Казалось, хижина затаила дыхание, пока Тристан размышлял. Дилан знала, когда именно он принял решение, потому что он сжал челюсть, и глаза его опасно сузились. Он шумно втянул носом воздух и покачал головой. Сюзанна поникла, но Дилан так легко не обдуришь. Она медленно улыбнулась.

– Да, это будет правильно.

– Тристан? – спросила Сюзанна неуверенно.

– Всего один шанс, – сказал ей Тристан. – Но знай: если придется, я брошу и Джека, и тебя, чтобы вернуться к Дилан. Не забывай об этом.

– Я понимаю, – выдохнула Сюзанна. – Спасибо.

Она сияющим взглядом посмотрела на Дилан.

– Спасибо тебе!

Если бы кто-то сказал Дилан, когда она впервые встретила Сюзанну в мире живых, что однажды она будет уговаривать Тристана провести время с паромщицей, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. А потом бы выругалась. А потом посмеялась еще. Но это был – в прямом смысле слова – вопрос жизни и смерти, и о ревности речи не шло.

Кроме того, она была абсолютно уверена, что Тристан любит ее – и только ее одну.

А Сюзанна… Она так старалась спасти Джека, и в ее глазах плескалась такая боль, когда она говорила о нем… этого было достаточно, чтобы ей помочь.

Было так неловко выходить под утреннее солнце вместе с Тристаном.

Столько ночей они делили дружественное молчание, столько раз Сюзанна мечтала о том, чтобы сломать эту непреодолимую преграду и поговорить с ним. Теперь она могла говорить, сколько душе угодно, однако обнаружила, что сказать-то ей и нечего.