между тем как он не допустит того, чтобы хорошие мусульмане, которые просили его о помощи, подпали бы под власть гяуров [64].

Чтобы придать еще больше бодрости депутатам, им были сделаны подарки и один паша взял на себя отправку орудий, боевых припасов и артиллеристов в Абазию. Депутаты возвратились в страну и дали отчет народному собранию о своей миссии. Адыгам все это очень понравилось, за исключением верховенства султана и принятия Корана; но так как они мало боялись господства турок, а мощь русских внушала им больше страха, то они не отклонили это предложение прямо и открыли пропаганде магометанства так долго закрытые двери. Таким образом, русские против своего желания сделались орудием распространения мусульманской веры среди абазского народа. Зан-оглы Сефер-бей, который играет роль и в дальнейшей истории Абазской страны, после отъезда депутатов остался в Константинополе. Так как, однако, его присутствие показалось русскому правительству опасным, то оно потребовало его выдачи, но потом удовольствовалось его водворением на жительство в Адрианополь.

В конце 1830 года прибыли в Абазию обещанные артиллерия и транспорт с боевыми припасами. Он состоял из 15 орудий и приблизительно 300 бочек пороху. Четверо турецких артиллерийских унтер-офицеров были отправлены с ними, чтобы научить горские народы обращению с пушками. Подарок был чисто турецкий: орудия старые, тяжелые, совершенно непригодные к Абазии, у которых не хватало принадлежностей, а пороховые бочки оказались наполовину пустыми (порох был расхищен, частью еще в Константинополе, частью в пути). Унтер-офицеры, которым в Константинополе все было представлено в неверном свете и которые были присланы без малейших средств, чувствовали себя беспомощными и через несколько недель возвратились в Турцию. Порох жители разделили между собой, орудия были переданы некоторым уважаемым фамилиям. Вскоре у пушек было сорвано железо с лафетов и колес и остались только металлические стволы. Эти 15 пушек не сделали ни одного выстрела по русским.

В то время как Порта давала невыполнимые обещания адыгам и при этом в первую очередь ставила религиозный вопрос, один имам в горных местностях Дагестана на Каспийском море достиг никогда еще не бывалого в тех местах влияния. Шейх Шамиль, мечтавший о господстве на Кавказе, пытался распространить свое влияние также и на страну абазов. Для этой цели он послал в 1842 году в Абазию одного из самых решительных наибов Хаджи-Магомета. Наиб появился в Абазии от имени тогда уже знаменитого на Кавказе шейха, которого он представил абазам как могущественного воина и пророка божьего, и заверял их в его помощи, если они примут магометанскую веру и будут повиноваться его приказаниям. Абазы видели, что все предъявляют им одни и те же условия, и так как они считали принятие магометанства единственным средством спасения против покорения их русскими, то нашлись многие, которые приняли новую веру. Наиб энергично принялся за дело, ставил имамов, основывал мечети и проповедовал священную войну против неверных русских, которых абазы начали называть гяурами[65].

Хаджи-Магомет умер в 1844 году; многие уверяют, что от яда, который ему дали приверженцы турок и черкесские уорки.

В 1844 году шейх Шамиль послал второго наиба по имени Хаджи-Сулейман, который был смелее, энергичнее и решительнее, чем его предшественник. Он поселился в Абадзехии, где магометанство сделало наибольшие успехи, организовал род монахов по образцу мюридов Шамиля и сделал из них своих телохранителей: он судил по законам Корана, устраивал мехкеме и набирал муртазиков, проповедовал священную войну и преследовал как тех, которые вступали в общение с русскими, так и тех, которые не принимали веру Магомета или же недостаточно усердно исполняли его предписания. После того как он стал твердой ногой в Абадзехии, принялся распространять свое господство также и на другие части страны. Но в Шапсугии его нововведения встретили сильнейшее сопротивление и после нескольких кровавых сражений, которые произошли между его приверженцами и шапсугами, он должен был отсрочить свои намерения.

В 1846 году прибыл в Абадзехию молодой человек из Дагестана – Мохамед-Эмин. Он был долгое время первым писарем, или секретарем, у шейха Шамиля, считался его самым близким доверенным и слыл также после Шамиля самым ученым и набожным имамом. Вскоре после прибытия Мохамеда-Эмина исчез внезапно Хаджи-Сулейман; некоторые уверяют, что он был предательски убит (и это самое правдоподобное), другие – что он возвратился в Дагестан, но русские говорили, что он перешел к ним, и действительно показывали воззвания, написанные Сулейманом, в которых он возбуждал горские народы против учения шейха из Дагестана. Вероятно, однако, это был обман со стороны русских, потому что никто не видел Хаджи-Сулеймана со дня его исчезновения[66].

Вскоре после смерти наиба молодой Мохамед-Эмин предъявил свои полномочия и свое назначение в качестве наиба в Абазию от шейха Шамиля. Однако, казалось, он вовсе не хотел вмешиваться в дела страны, жил очень уединенно и был беспрерывно углублен в молитвы и чтение Корана. Таким образом и прошел целый год, но во время этой кажущейся бездеятельности Мохамед-Эмин изучил самым точным образом характер абазов. Он заметил, что черкесы, т. е. князья и дворяне, по примеру кабардинцев присвоили себе очень много привилегий у абазов и что народ их ненавидел: он видел много абазских рабов, которыми незаконно владели черкесы и которые свое рабство переносили с недовольством.

Он взвесил силы одной и другой части и нашел, что черкесы составляют едва сотую часть населения. Самым большим препятствием казалось ему то обстоятельство, что все черкесы издавна были магометанами, в то время как большая часть абазского народа отвергала еще новую веру. Взять сторону неверующих против мусульман было для благочестивого имама и доверенного Шамиля трудно, но он сумел найти выход.

На одном большом народном собрании на реке Пшаха в Абадзехии в октябре 1848 года Мохамед-Эмин выступил в первый раз как наиб и заместитель Шамиля. Это выступление произошло с таким сознанием своего достоинства и такой энергией, что князья и дворяне, которые утратили свое первоначальное недоверие, были застигнуты врасплох и как громом поражены. Молодой наиб, окруженный несколькими тысячами приверженцев, которых он завербовал себе в тиши, объявил на этом достопамятном народном собрании приблизительно следующее: позору адыгского народа должен быть положен конец, т. к. народ, принимая веру пророка, также вступает и в права мусульман; мусульманский закон не позволяет, чтобы один мусульманин был подвластен другому; привилегии, захваченные князьями и дворянами, должны быть с этого времени отменены; между мусульманами не должно господствовать различие сословий, не должно быть поэтому больше и речи о князьях и дворянах; Коран ставит рабству известные границы, вследствие этого рабство должно быть упорядочено и