Чувствовалась некая напряженность.

Виктор свернул с проспекта, который прямой стрелой тянулся через весь город, решил срезать дорогу через дворы. Прошел мимо пустующего детского сада, вышел к переулку, на котором стояла «Малая Земля».

Несмотря на общее гнетущее настроение, Виктор со смаком представлял скорую встречу с друзьями.

Показался синий фасад кабака. Куликов нахмурился.

Вывеска заведения была потушена. Обычно Бобер не выключал ее даже днем. Перед входом стоял черный микроавтобус Комитета, около него курили двое в штатском.

Не останавливаясь, Виктор прошел мимо, старательно смотря себе под ноги. Плана дальнейших действий пока не было, но Куликов понимал, что пока не стоит соваться к Бобру.

Он свернул за угол дома и чуть не столкнулся с запыхавшимся барменом Костей, быстрым шагом несущимся в сторону кабака. В руках он держал пухлую кожаную папку коричневого цвета.

– О, Кот! – Костик протянул инсайдеру ладонь. – Приехал?

Виктор пожал руку, спросил, кивая назад:

– Как видишь. Что у вас там за цирк?

Костик сокрушенно покачал головой, ответил:

– Да, блин, недавно назначили нового начальника Комитета. Чтоб ему пусто было! – Он сплюнул. – Два дня всего в должности, а уже гайки закручивает по самое не хочу. Вчера Зуб примчался, протрубил аврал. Ваши все рассосались по городским квартирам, затаились. А так бы замели братву подчистую.

– Подожди, не гони, – Виктор прервал тараторившего бармена, закурил. – Конкретно, в чем дело?

– Короче, старого начальника сняли с должности за коррупцию. Чистка рядов у них, понимаешь ли. Новый же начальник с первого дня решил проявить недюжее рвение, плотно занялся очисткой города от преступных элементов. В том числе и от вас, от инсайдеров и проходцев. Михалыч пытался с ним договориться, да только где теперь этот Михалыч? А теперь еще и шефа моего, Бобра, в кутузку замели. Я вон, – Костик потряс папкой, – документы на помещение несу. Нам-то еще повезло, Зуб предупредил, молодец, а ветровцев вообще накрыли всех подчистую.

– А пономаревцев?

– Не знаю, Бобер им вроде успел позвонить, – бармен тяжело вздохнул, в сердцах махнул рукой: – Короче, полный бред, Кот. И ведь кому, кому мы мешали? Сидели тихо, делали свои кровные деньги, продавали то, что все равно в Медузе без дела лежит. А теперь? Эх, я и не знаю-то как дальше теперь.

«Я тоже», – про себя подумал Виктор, выбросил окурок, спросил:

– Слушай, Торпеда мне не оставлял адреса, где их искать?

Бармен как-то странно посмотрел на него, удивленно спросил:

– А ты что, не знаешь? Торпеда погиб.

Казалось, Виктор барабанил в дверь целую вечность. Эхо от глухих ударов разносилось по всему подъезду, но никто из жильцов даже не вышел посмотреть на нарушителя спокойствия.

Виктор стучался в квартиру, в которой, по словам Костика, его должен был ждать Борхес.

Наконец из-за двери раздался мужской голос:

– Кто там?

– Это я, Кот. Мне Борхес нужен, – ответил Виктор, отступая назад, в зону видимости дверного глазка.

В квартире что-то с металлическим стуком поставили на пол, щелкнул засов. В темной прихожей стоял Седой, одетый в камуфляж:

– Привет. Проходи, – кивнул он, отступая в сторону.

В квартире пахло кофе и лекарствами. Седой запер за Виктором дверь, указал рукой на дальнюю комнату.

– Брат там.

Сам взял стоящий около стены автомат и ушел на кухню. Виктор поставил на пол свою сумку, по расшитому квадратиками половику прошел в комнату.

Борхес сидел в кровати, подложив под спину подушку. Его лицо было каким-то безжизненным, серым, щеки ввалились. И лишь глаза влажно поблескивали в свете настольной лампы.

Виктор тихо прошел, сел на стул возле товарища. Борхес перевел на него взгляд безгранично тоскливых глаз, краями губ улыбнулся.

– Кот! Вернулся, – голос его под конец сорвался, превратился в хриплый шепот. В какой-то момент инсайдеры подались навстречу друг другу, крепко обнялись. Потом Борхес откинулся на подушку, он плакал. Виктор отвел глаза. – Понимаешь, я ему сказал; «Не лезь, всегда ведь первым идешь. Теперь моя очередь». А он еще рассмеялся, сказал: «Иди. Я все равно уже все перепроверил».

– Как он погиб? – требовательно спросил Куликов. Он должен был это знать.

Борхес вздрогнул от голоса друга, стыдливо вытер слезы, окрепшим голосом произнес:

– Прости. Два дня назад мы ушли за артефактом. В районе стадиона напоролись на засаду ветровцев, еле оторвались. Уходили дворами, петляли. Чуть не попали под «рой» в одном из подъездов. Потом, когда остановились, Торпеда сказал, что просто так от артефакта он не откажется, что вернемся на место другим путем, заодно и ветровцам хвост прищемим. Он как обычно просчитал маршрут, сверился с картой, с часами. Но что-то пошло не так. То ли он ошибся с местностью, то ли его система дала сбой, не знаю. В общем, – Борхес сглотнул, возвращаясь в пережитый день. – Я шел первым. И на одном из перекрестков попал во «фриз». Ловушка такая, с областью особо низкой температуры, ну да ты знаешь. Ноги я потерял сразу, заледенели моментом. Я начал падать, но Торпеда успел схватить меня за рюкзак, рванул из аномалии. Но сам не удержался, всем телом рухнул.

Только тут Виктор заметил, что ноги Борхеса под одеялом несоразмерно малы, одеяло опадало где-то в районе коленей.

– В общем, я остался без ног, но живой, а он… А он из-за меня погиб. Его тело взрывал уже Седой, вынести невозможно было, труп в асфальт вмерз.

Борхес замолчал, прикрыл рукой глаза. Виктор молча поднялся, подошел к окну. На душе было противно, горло драло от горечи. Что-то в груди отдавало холодом. Виктор смотрел в окно, но видел лишь темную пропасть, вакуум, заполняющий неотвратимой ночью окружающую вселенную. Но сказал он другое. Сказал то, что не мог не сказать:

– Не вини себя, Борхес, слышишь? Пусть звучит банально, но так поступил бы каждый из нас. Торпеда принял достойную смерть. И он был бы рад знать, что спас тебя.

– Понимаешь, Кот, – Борхес покачал головой. – Для Торпеды наша команда всегда была больше, чем семьей. Все это инсайдерское товарищество, мир Медузы… Весь его мир крутился между нами, между тобой и мной. Он же сирота, родителей видел только на карточках в личном деле. В восемнадцать ушел в армию, потом прошел отбор в спецназ. Служил здесь, в городе, был «псом». А в один из дней не смог убить нарушителя, проходца. Меня. Я не знаю, что его тогда остановило. Да он бы и не сказал, сам не смог бы ответить. И ведь самое главное, его никто бы не осудил. Никто бы даже и не узнал. А если бы и узнал, то командир у них нормальный мужик, он бы понял. Но Торпеда ушел из «псов», нашел Михалыча. И не в деньгах дело, как потом некоторые говорили, нет. Просто он не мог не выполнить приказ, не исполнить долг и при этом делать вид, что ничего не произошло. Это было делом чести. Он не смог быть охотником, сам решил пройти путь за потенциального прокаженного, словно искупал тем самым грехи перед самим собой. Не стал прикрываться властью военной машины. Стал инсайдером, пройдя инициацию. Я не могу дать этому точного определения, я до конца никогда не понимал мотивов его поступков. Я в то время как раз только-только уволился из Института, как дурак бродил по Медузе, надеясь на свои глупые и бесполезные счетчики и тестеры. И погиб бы, это точно, не предложи мне тогда Торпеда присоединиться к его команде. Тогда с нами был еще один, Аспид, он погиб незадолго до твоего приезда. Не скажу о нем плохо, но человек соответствовал своему прозвищу, Торпеда с ним часто ругался, выгнать хотел. А потом появился ты. Торпеда очень к тебе привязался, уважал. Гордился, что в его команде есть легендарный Кот, который мифическим путем вышел из Медузы при инициации. Говорил, что Горгона тебе помогает, что ты приносишь нам удачу. Да что там, сколько раз он меня выручал. А я в душе посмеивался над ним, кичился своим институтским прошлым. Да, привязался, как к товарищу, как к сослуживцу, но не знал, что Торпеда окажется именно другом. Другом, за которого я сам бы шагнул в ловушку, зная, что он останется жив, – Борхес налил себе из графина воды, большими глотками выпил. – А теперь его не стало. А я живой. Пусть калека, но живой, сижу тут, плачу как баба… Просто, Кот, мне его не хватает. Мне его очень не хватает.