Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что за коробулька? — кивает он мне на маленький пакетик, когда мы снова возвращаемся в машину.
— Это на завтра. Твой подарок.
— Капец, Сонь. Я хочу сейчас!
— Нельзя дарить раньше времени, это к страданиям и горьким слезам, — поучительно вещаю я, но Роме плевать на приметы с высокой колокольни.
— Да бред это все, маленькая. Дари сейчас. Дари, дари, дари, — канючит и зацеловывает меня всю, пока я со смехом ему не сдаюсь.
— Блин, Рома, ты просто невозможный! Ну ладно, ладно! С Днем рождения! — и все-таки вручаю ему коробочку, которую он сразу же принимается открывать с озорным блеском в зеленых глазах.
— Офигеть, — бормочет он, разглядывая монетку, — это очень круто, Соня! Ты прям меня увековечила. Нет слов, одни эмоции. Спасибо, маленькая!
— Не за что, — принимаю я от Ромы поцелуй, радуясь до безобразия, что смогла ему угодить.
— Есть за что, — выдыхает он и перетягивает меня к себе на колени, набрасываясь на мои губы, словно голодный зверь.
— Ты чудовище! — шиплю я, смотря на то, как он раскатывает на своем внушительном стояке презерватив.
— Твое чудовище, — рычит он и насаживает меня на себя.
И мы снова улетаем.
У моего дома оказываемся еще через полчаса и Рома качает головой.
— Сегодня придется задержаться, но к часам девяти я освобожусь. Ты как?
— Я буду ждать, — кончиками пальцев нежно очерчиваю я линию его подбородка.
— Поужинаем где-то или сразу ко мне?
— Поужинаем, — киваю я и прикрываю глаза, прикасаясь лбом к его лбу.
— Тогда я забронирую стол на девять.
— Угу.
— Заехать за тобой?
— Нет, скинь адрес, я сама возьму такси. Пусть будет свидание. Можно?
— Нужно, — тихо смеется Рома, а потом стонет обреченно, поглядывая на часы, — капец, мне надо ехать, маленькая.
— Тогда выгоняй, я сама не могу уйти.
— Сонь…
— Ладно, ладно, — слажу с его колен, поправляю на себе сарафан и все-таки покидаю салон его автомобиля.
И понуро бреду домой. Эх, скорей бы уже девять вечера и опять жить!
Захожу в странно притихший дом, но не придаю этому никакого значения. Поднимаюсь на второй этаж и сворачиваю к себе, а затем толкаю дверь в свою комнату.
И тут же тихо вскрикиваю.
У окна, сцепив руки за спиной, стоит мой брат. Стоит и смотрит на меня так, как будто хочет придушить голыми руками.
— Ну, здравствуй, сестрица. Нагулялась?
Боже…
POV Соня
— Д…Даня?
Я не знаю, к чему я спрашиваю это. Может надеюсь, что брат всего лишь плод моей фантазии — галлюцинация. Или я просто сплю и вижу свой самый страшный и жуткий кошмар. Но нет…
— Ну че ты шарежки на меня свои выпучила? Рассказывай, давай. Как дела твои? Что нового? Как поживаешь?
— Н-нормально, — переминаюсь с ноги на ногу и почти скатываюсь во внутреннюю истерику.
— Нормально?
— Да.
— Ну что же ты прибедняешься, сестрица? Я думал у тебя все заебись, а тут оказывается всего лишь нормально? — его саркастический тон больно ранит, но я стараюсь держаться изо всех сил.
— Дань…
— С кем ты сейчас была?
— Ни с кем.
— С кем, Соня?
— Я была одна.
— Хватит мне пиздеть! — буквально взрывается брат и я нечеловеческим усилием заставляю себя не срываться в слезы.
— Не ори на меня! — все-таки смахиваю я предательскую влагу с глаз.
— Ах, не орать? Может мне молиться на тебя, Сонь?
— Нет, но…
— Я последний раз спрашиваю, сестра! С кем ты была у Исаакия?
Сердце на вылет. Мозги в кашу. Кровь свернулась. Легкие горят. Схватилась за косяк, потому что колени подогнулись и все мои надежды развеялись как дым.
Он видел…
— С парнем, — выдыхаю я отчаянно.
— Так, с этим разобрались. С парнем, значит. И че ты этому парню позволила, дорогая моя сестра, м-м?
— Даня, пожалуйста, — сложила я руки в умоляющем жесте и сделала шаг ему навстречу, а он стремительно и резко ко мне.
И навис надо мной, высверливая дырку у меня во лбу и презрительно поджимая губы.
— Что. Ты. Ему. Позволила?
— Дань…
— Он трахал тебя? Отвечай мне, Соня?
— Боже…
— Давай-ка я напомню тебе, сестра, раз твоя память тебе изменяет. Ты продана. И девственность твоя тоже продана. За охулиард бабла, блядь. Смекаешь? Ты на хер не нужна Ильясовым, если тебя уже кто-то поимел. Это тебе понятно, гребаная ты дура?
— Я его люблю.
— Ах, любишь. Ну, тогда не проблема. Только вот маленький вопрос, Соня — что ты знаешь о том, перед кем ты раздвигала ноги? Ради кого, черт возьми, все веселье?
— Его зовут Рома, — словно послушная овца пробормотала я.
— Рома. Как мило. А дальше?
— Красавин.
И на этом самом месте мой брат рассмеялся так, будто бы я рассказала ему самый забавный анекдот в мире.
— Красавин?
— Да.
— Ебаный стыд, Сонь, — впечатался он лицом в раскрытую ладонь, сотрясаясь от злого смеха всем телом.
— Почему ты смеешься? — стиснула я руки на животе, почти загибаясь от ужаса.
— Потому что ты, пиздец, смешная, сестренка!
— Дань, — умоляюще протянула я ему руку.
— Значит Рома Красавин? Ага, замечательно. Что еще, м-м? Или этой информации было достаточно для твоего мозга, чтобы ты растеклась лужицей и влюбилась?
А я впала в какой-то ступор, потому что брат был прав. Кроме имени и фамилии я не знала про Рому ничего. Ну, день его рождения не в счет. А по факту? Кто он? Чем занимается? Кто его родители?
Я не знала о Роме ничего, кроме того, что он единственный ребенок в семье, что он почти не ест сладкое, а еще, что его любимый цвет черный. Но разве я могла рассказать такое брату? Он же меня просто еще раз пустит на смех.
Поэтому я только молчала, качала головой и плакала, не зная, что еще сказать в свое оправдание.
Даня же развернулся, прошел в глубину комнаты и опустился в кресло у окна, отворачиваясь от меня и недовольно поджимая губы. А я так и осталась стоять на своем месте, ожидая для себя приговора.
— Дура ты, Соня. Маленькая, глупенькая и совсем не знаешь того, перед кем ноги раздвинула. Да, его зовут Рома, вот только фамилия у него не Красавин, а Ветров.