– Что ты имеешь в виду? – почти с испугом спросила Ирина Львовна.

– О, это совсем другая история, не имеющая никакого отношения к Анне… Зато имеющая самое непосредственное отношение к тебе!

– Ко мне?! Что ты говоришь? Как такое может быть?

– Вспомни наш разговор с антикваром. Не говорилось ли чего на последних страницах дневника о наследстве Юлии Александровны?

Ирина Львовна наморщила тщательно выщипанные в ниточку брови:

– Ну, говорилось. Была осень 1918 года, Петроград, голод, разруха. У Юлии ничего ценного не осталось – так, кое-какие безделушки, вроде этого дневника… Похоже, она умерла от сыпного тифа, а перед смертью завещала статуэтку Венеры Анастасии, дневник – Татьяне, а Марии – какую-то вещь, которую надо было особенно беречь… Что же она завещала Марии? Там как раз выдран последний лист… А Мария – это моя собственная бабушка, мать моего отца…

– Умница, – похвалил ее Карл. – Правильно мыслишь!

Несмотря на все другие, отнюдь не веселые, обстоятельства, Ирине Львовне стало, как и прежде, тепло от его ласковых слов. Она даже немного воодушевилась:

– И это тот самый последний лист, который зачем-то оставил у себя антиквар… Действительно, зачем бы ему это?

– На этот вопрос я отвечу, когда ты вспомнишь, что именно оставила Юлия Александровна своей младшей и, по-видимому, любимой дочери Марии. Твоей бабушке.

– Но я не знаю! – Ирина Львовна жалобно взглянула на него. – Бабушка жила не у нас, а у дяди Вани, отца Зои…

– Хорошо, – терпеливо произнес Карл. – Бабушка Мария Николаевна жила у дяди Вани, отца Зои. Значит, то, что она получила в наследство от матери, сейчас может находиться у Зои. Вспомни, она ни о чем таком тебе не рассказывала?

Ирина Львовна помотала головой. Карл взял ее за обе руки и легонько сжал их. Ирина Львовна подумала, что лучше бы он этого не делал – ей и так невыносимо тяжело, она держится из последних сил… Но Карл, беря ее за руки, думал, разумеется, совсем о другом.

– Вспомни, – приказал он, глядя ей прямо в глаза. – Ты должна вспомнить!

«Да чего ты от меня хочешь, – чуть не возопила вслух Ирина Львовна, – чего добиваешься? Как я могу вспомнить то, чего не было?»

Как ни странно, этот внутренний взрыв принес ей некоторое облегчение. Он перевел ее мысли от переживания близости Карла, его рук, сжимающих ее руки, его глаз, его губ, диктующих свою волю, к сути того, чего он требовал от нее. Он освежил и отрезвил ее, переключил ее душевное состояние из положения «все плохо» в положение «есть дело». Он заставил работать ее мозг, отведя ненужную и даже вредную сейчас энергию от стонущего в тоске сердца.

– Письма, которые я нашла у Зои, – медленно и старательно, словно отвечающая у доски ученица, произнесла Ирина Львовна, – хранились в красном кожаном саквояже. Старинном саквояже, с позолоченными литерами Ю. А. Д. И Зоя говорила, что саквояж этот остался от бабушки…

– Вещь, которую надо было особенно беречь, – кивнул Карл.

Он отпустил Ирину Львовну (ладони ее тут же сиротливо захолодели) и с довольным видом откинулся на спинку стула.

– Значит, саквояж… Ну что же, чего-то подобного я и ожидал! Едем! – Карл вскочил на ноги. – Едем сейчас же к Зое!

– Но сегодня воскресенье, – вяло запротестовала Ирина Львовна, – наверняка и муж ее дома…

– Это хорошо, что муж дома, – серьезно сказал Карл. – Это дело семейное, должны присутствовать все.

* * *

Аделаида с ними не поехала. То ли догадалась своим женским чутьем, что всякая опасность миновала, то ли и в самом деле была еще не совсем здорова.

До Зои доехали на троллейбусе (и подумать было страшно – в такую жару лезть в московское метро!), не быстро, но с комфортом. Ирина Львовна, сидя под открытым окном, на мягком кожаном сиденье рядом с Карлом, начала понемногу оживать. Ее грустные мысли то и дело перебивались азартным нетерпением исследователя. То же самое, вероятно, чувствовал и Карл; но его выдержка и самообладание были таковы, что он всю дорогу болтал на легкие, отвлеченные темы и приставал к все еще хмурящейся Ирине Львовне с вопросами и замечаниями по поводу состояния московских улиц.

Он первым поднялся на лестничную площадку и нажал на кнопку звонка.

Зоя открыла почти сразу.

– Вы!! – радостно воскликнула она и начала прямо на пороге поспешно откручивать бигуди. – Сейчас я, сейчас… только дурака своего из дома спроважу!

– В этом нет нужды, – заявила Ирина Львовна, выходя из тени и становясь рядом с Карлом. – Виталий нам не помешает, наоборот. Правда, Карл?

Карл согласно кивнул.

Зоя, успевшая снять половину бигуди, разочарованно вздохнула и посторонилась:

– Ну, заходите, раз пришли… оба.

– Мы к вам по делу, – сказал Карл, заходя в комнату и осматриваясь.

– По очень важному и срочному делу. Здравствуйте! – Последнее относилось к тяжело ворочавшемуся на диване, приходящему в себя после вчерашнего Виталию.

– Ну, здравствуй, коли не шутишь, – нехотя пробормотал тот и перевел взгляд налитых кровью глаз на Ирину Львовну. – А, Ирка… и ты здравствуй. А это что, хахаль твой?

– Нам нужно как можно скорее привести вашего мужа в порядок, – быстро сказал Карл Зое. – Это совершенно необходимо. Принесите рюмку водки и какую-нибудь горячую и острую закуску!

При этих словах Виталий благодарно икнул и сделал попытку спустить с дивана тощие ноги в полосатых пижамных штанах.

А Ирина Львовна в очередной раз подивилась тому, как велика власть Карла над слабыми женскими душами. Ее вечно ворчливая, недовольная, говорящая о мужчинах не иначе как с искренним презрением сестра безропотно отправилась на кухню и загремела там кастрюльками.

– Живо, – сказал Карл, обращаясь к Ирине Львовне, – неси сюда саквояж!

И Ирина Львовна так же безропотно подчинилась. Она взяла в прихожей знакомую стремянку, залезла на антресоль, достала оттуда саквояж и торжественно, на вытянутых руках, внесла его в гостиную.

* * *

– Нож, – коротко произнес Карл. Он закончил ощупывать днище своими чуткими музыкальными пальцами, измерил Зоиным сантиметром толщину стенок и для чего-то потряс пустой саквояж, поднеся его к уху.

Благоговейное молчание, воцарившееся в гостиной, как только он приступил к своим манипуляциям, нарушалось лишь довольным чавканием Виталия, уплетавшего за дальним концом стола горячие сосиски в томате.

Получив от Зои острый хлебный нож, Карл аккуратно отделил подкладку. Там, под слоем слежавшейся серой ваты, лежали в ватных же гнездах десятка полтора довольно-таки тусклых и невзрачных на вид цветных камешков.

– «Я спрятала брильянты в стул!» – немедленно процитировал протрезвевший Виталий. – В нашем случае в саквояж…