Она говорит да, и мы продолжаем. И все это время у меня мозги просто кипят. Я думаю: нет, стопудово нет, я не собираюсь бить какую-то случайную девочку, не-не, это не ко мне. Дело в том, что она даже не понимает, о чем просит. Точно не понимает. Она худенькая, килограммов сорок пять на вид, а я сильнее, чем кажется. Если я ее ударю изо всех сил, есть нехилая возможность, что она просто, на хрен, помрет. Даже если это все подстава и план такой, чтобы потом пригрозить мне полицией и шантажировать, или ее парень придет ее спасать, а меня уделает, потому что это его возбуждает, она все равно не понимает, что делает, раз просит меня так ее ударить.

Но, разумеется, она же хорошенькая, и мы по-прежнему тискаемся, и меня забирает, мой мозг в итоге начинает искать, как представить эту дикую просьбу не совсем безумной. Может, она ошибается насчет силы, о которой меня просит, но, с другой стороны, она знает, чего хочет. В смысле есть разные силы удара, и она хочет, чтобы ее ударили так, чтобы это на самом деле не угрожало ее жизни. Может, то, что она говорит «изо всех сил», – это просто путаная семантика. Девочка хочет, чтобы я ее ударил, потому что так у нее все работает, и, если вдуматься, это не слишком отличается от того, когда девочки хотят, чтобы их отшлепали или придушили, а это все я раньше делал, с переменным успехом и увлеченностью.

Ладно, говорю я себе, у девочки заскок, и страшноватый заскок. Кто знает, откуда он у нее – то есть я могу представить, куча жутких возможностей, и я не хочу далеко заходить. Но причина не имеет значения, он у нее есть, и она ничего не может поделать, такая штука, – как фут-фетишист или даже педофил – мы не всегда контролируем, чего хотим; все, что мы можем, это контролировать то, как мы себя в связи с этим ведем. Девочка ведет себя в соответствии со своими желаниями, совершенно зрело и ответственно; рассказывает тебе о них, открыто, не дожидается, пока вы сходите на три свидания и влюбитесь друг в друга по уши; сразу переходит к делу и дает тебе выбор. В каком-то смысле она тебе открывается, прося сделать то, за что куча народу ее осудила бы. Да, получилось так, что она тобой как бы распоряжается, и жестко, но на деле она честная, открытая и прямая, и в каком-то смысле этим нельзя не восхищаться.

И тут я дохожу до того места, где надо себя спросить: могу я вообще ее ударить? Не изо всех сил, но просто типа… символически? Учитывая, что это ее дико заведет и у нас будет офигенный секс. Почему нет, так? Но я типа думаю: кто вообще так может? Что это за человек: едет на встречу с парнем, которого не знает, и просит его стукнуть ее изо всех сил? Кто-то, в ком есть желание смерти, вот кто это. И даже оставляя в стороне мое естественное отвращение к привлечению битья в сексуальные дела, что я вообще делаю, трахая девушку, которая хочет смерти? Кто я в этом случае?

Дело в том, что это сейчас я об этом думаю. Хотел бы я сказать, что тогда не думал: что меня слишком заволокло депрессивным туманом, чтобы это мне пришло в голову. Но оно пришло. Я думал об этом, но потом просто… дал ему ускользнуть. Как будто мое сознание было набором тормозных тросов, которые перетерлись. Я не хотел бить ту девушку, но ситуация развивалась по своей логике, и да, девочка, конечно, была не в себе, но правда в том, что все девочки из Тиндера, которые встречались со мной и трахались в мотеле, все они в той или иной степени были не в себе. Девочки с хоть каким инстинктом самосохранения чуяли меня за милю. Наверное, любая девочка чуяла. Просто некоторых тянуло на вонь. Потому что, будем честны, эта девочка не попросила бы какого-нибудь риелтора, чтобы он ее ударил, или там парня из колледжа. Она увидела во мне того, кто мог дать ей то, что было нужно. Я открыл дверь, и она подумала: ага, этот похож на парня, которому понравится бить меня по лицу. Если посмотреть с этой стороны, становится не по себе. Но еще более не по себе становится от того, что я-то понимал: она права. Может, во мне и было такое желание, хотя я его не видел. И может, сделав то, о чем она меня просит, я его изгоню или докажу, что его не было изначально.

В общем, я ее спрашиваю в последний раз:

– Ты точно этого хочешь?

Она говорит:

– Точно.

Я говорю:

– Не хочешь просто пообниматься и посмотреть кино?

Она хихикает и отвечает, как будто дразнится:

– Ты что, боишься чего-то?

Я собираюсь сказать нет, но потом думаю: чего бы не сказать ей правду? Поэтому говорю:

– Да, вообще-то да.

Она накрывает мою руку своей, словно утешает.

– Я понимаю, что это странно, – говорит она. – Я не хочу тебя пугать.

– Наверное, мне просто надо чуть больше времени, чтобы все уложилось в голове, – отвечаю я. – Я раньше никогда не бил девушек по лицу.

Вообще-то я никого не бил по лицу, но про это я рассказывать не собираюсь; не хочу выглядеть любителем.

Она смеется.

– Опыт не обязателен! – говорит она. – Я почту за честь быть у тебя первой.

Я смотрю, как она мне улыбается, и меня тянет задать ей миллион вопросов, типа, как тебя угораздило, и откуда ты, и есть ли у тебя братья-сестры, и кем ты работаешь, и какое у тебя самое первое воспоминание, какой любимый цвет, и да, кстати, что у тебя в чемодане?

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, она снова сжимает мне руку.

– Не надо ни о чем волноваться, – говорит. – Все пройдет отлично, честно.

– Даже не знаю, что это обо мне говорит.

– Это значит, что я тебе доверяю, – говорит она и целует меня в щеку.

Я не знаю, правда ли это, но это то, что мне нужно было услышать. Я говорю:

– Ладно. Если ты точно этого хочешь, я это сделаю.

Лицо у нее озаряется, как, твою мать, новогодняя елка. Она еще раз меня целует, спрыгивает с кровати и бежит в душ, посмотреть, как там. Это, наверное, можно и не объяснять, но мы говорим не про романтическую ванную с эдаким мылом и душем-дождиком; речь про грязную кабинку в мотеле, где в швах плитки плесень, а на стенах пятна загадочного происхождения. По крайней мере, я отчасти надеялся, что она увидит это все и передумает. Но не-а – она включает воду и забирается внутрь.

Голой она выглядит потрясающе, даже под флуоресцентным светильником, – маленькая и подтянутая, как мне нравится, – но вместе с тем я украдкой осматриваю ее на предмет синяков, гадая, не третий ли я типа на этой неделе, кого она просит себя ударить. Но никаких следов на ней нет. Ни порезов, ничего. Совершенно обычная девушка.

Я забираюсь к ней в душ, и мы целуемся, и она немножко мне сосет, но я не очень откликаюсь, потому что на меня давит то, что нам предстоит. Вскоре становится ясно, что минета не выйдет, поэтому я ей говорю: эй, давай просто обниматься, и мы обнимаемся, но через пару минут она отступает в сторону и начинает намыливаться, глядя поверх моего плеча, как будто там что-то очень интересное. Я решаю, что таким образом она дает мне понять, что она не смотрит, и что сейчас самое время ее ударить.