На протяжении вот уже пятидесяти лет Джек старается хоть раз день заходить в воду: «Прибой всегда был моей жизнью и средством к существованию, а океан — моим главным целителем, — утверждает Джек. — Я простой серфер, который однажды захотел создать устройство, которое позволило бы мне дольше кататься на доске, ведь океан для меня — лучшее лекарство. Он может исправить все, что сломалось. Даже сегодня, в девяносто один год, стоит мне только нырнуть в океан, как жизнь снова становится прекрасной и замечательной».

В мае 2012 года я сидел за рулем нашего ярко-оранжевого трактора Kubota с прикрепленным к нему сзади кусторезом — довольно большой штуковиной весом около тонны. Я чистил старую дорожку, по которой мы все любим гулять и совершать пробежки, огибающую гору Скулхауз-Ридж над Миллкриком. Прогулка в лесу полезна для ума и тела, а блеск воды, пробивающийся сквозь листву секвойи, заставляет мои нейроны светиться синим цветом. От весенних ливней растения разрослись, словно джунгли с огромными зарослями крапивы и колючих кустарников. Я несся по дороге, бегущей вверх вдоль притока.

Случившееся потом длилось всего секунду, но я видел и чувствовал происходящее как в замедленной съемке. (Позже я узнал, что этот феномен называется тахипсихией. Тахипсихия считается следствием резкого повышения уровня дофамина и норадреналина. Она изменяет восприятие времени в моменты сильного физического или психологического стресса.) Как потом выяснилось, трактор наехал на большое бревно, поваленное во время недавнего пожара и скрытое под густыми зарослями. Врезавшись в него, трактор накренился в сторону берега; мягкая почва тут же просела, и махина вместе со мной покатилась вниз с десятиметрового обрыва. Времени на раздумья у меня не было, все произошло буквально за одну секунду.

Я помню мелькание рук, ног, оранжевой стали, голубого неба и зеленых деревьев, после чего воцарилась полная тишина. Я лежал на спине у самого ручья, а надо мной все еще трещал мотор перевернувшегося вверх дном трактора. Первая моя мысль: «Я умер?» Я быстро-быстро заморгал глазами, вслух поздоровался с самим собой и окружающим миром и подумал: «Интересно, я что-нибудь сломал? Идет ли у меня кровь?» Ощупав голову и шею, я понял, что, кажется, все в порядке. Осмотрел тело в поисках кровотечений: были порезы, но крови немного. Следующая мысль была о моей семье: ведь они даже не знают, что я поехал работать на тракторе. У них все в порядке, им не о чем беспокоиться, и они не знают, что я лежу здесь один!

Далее я подумал: «Нет ли утечки топлива в ручей?» Собравшись с силами, я протянул руку, нащупал ключ зажигания и выключил двигатель. Мне нужны были губки, тряпки, полотенца — все, что не позволило бы ни капле масла или бензина вылиться в ручей. Выбравшись из-под машины, я спустился вниз по течению и шел до тех пор, пока не добрался до грунтовой дороги. Там я поднялся на берег и со всех ног побежал к своему дому (до него было около километра). Все это время я действовал под влиянием Красного разума, то есть в моем мозге произошел выброс нейрохимических веществ, обеспечивающих реакцию «борись или беги»: адреналин, кортизол и норадреналин наполнили мой организм. Сломанных костей, вывиха плеча, ожогов, сотрясения мозга и разрыва связок как будто не было и в помине. Химия моего мозга и беспокойство об оказавшемся в серьезной опасности лососе, которого в Миллкрике было огромное количество, полностью лишили меня способности мыслить рационально.

Моя жена Дана, зайдя в дом, нашла меня голым, в состоянии шока, сидящим в горячей ванне на нашей террасе. (Таково было мое первое инстинктивное желание — залезть в воду.) Она повезла меня в больницу, и по дороге мы позвонили моему брату и соседям, в отличие от меня опытным владельцам ранчо, чтобы попросить их отнести к месту аварии тряпки, полотенца, тюки соломы и подогнать большой трелевочный трактор с лебедкой. Они быстро вытащили наш трактор из ручья с заросшими секвойей и ольхой берегами, не нанеся никакого ущерба нежной окружающей среде.

Уже в больнице под пристальным вниманием врачей, медсестер и рентгеновского аппарата я почувствовал боль, на теле появились синяки, и, казалось, распух каждый член моего тела. Выяснилось, что у меня небольшое сотрясение мозга, перелом пальцев ноги, разрыв связок ступни, вывих бедра, а ранее вывихнутое плечо снова выскочило из сустава… не говоря уже о синяках, сверху донизу покрывающих обе ноги. Красный разум перестал действовать, и я почувствовал себя совершенно разбитым и опустошенным. (Эффект интенсивного выброса адреналина, дофамина, норадреналина в кровь сохранялся еще какое-то время, и его исчезновение было очень болезненным.) Целый месяц после происшествия я находился в мучительной власти Серого разума — в одурманенном, депрессивном состоянии, смешанным с приступами сильной тревоги. Я снова и снова представлял и переживал аварию, воспроизводя в памяти те секунды, словно в кино, момент за моментом, и с маниакальным упрямством обдумывал разные способы, благодаря которым мог бы избежать падения с обрыва. Врачи поставили диагноз «посттравматический стресс», а я понимал лишь одно: мой мозг и тело в полном беспорядке. Я всю жизнь активно занимался спортом, у меня всегда была отличная координация, я превосходно держал равновесие. Но теперь, спускаясь по крутой лестнице или проезжая на эскалаторе, я каждый раз заново переживал полет с крутого обрыва. Отличаясь врожденной грамотностью, теперь я делал ошибки в простых словах.

Следующие несколько месяцев после аварии я потихоньку выздоравливал и восстанавливался с помощью воды. Поначалу я подолгу отмокал в ванне с тоннами английской соли, потом в горячей ванне. Мои девчонки всегда были рядом, чтобы поднять мне настроение. Около месяца я ковылял на костылях, еще пару месяцев ходил с тростью. Я плавал (нет, скорее лежал на волнах) в холодных водах Тихого океана — это была отличная терапия для моих израненных тела и разума. А однажды я вернулся к месту, куда приземлился вместе с трактором. Пребывание там, около ледяного Миллкрика, у подножья крутого обрыва, тоже очень помогло мне справиться с психологической травмой.

Вскоре после аварии я вступил в команду Вана Куразы и принял участие в его программе. Прошло совсем немного времени, а я уже был в воде, бок о бок с такими ребятами, как Мартин Поллок, потерявший конечности в боевых действиях на Ближнем Востоке. Конечно, мои руки-ноги были при мне, что дает преимущество в водной стихии, но плохо функционирующему, подавленному мозгу совершенно безразлично, что привело его в столь печальное состояние: свалившийся с обрыва трактор, самовзрывающееся устройство, автокатастрофа или падение с обычной лестницы. Ребята в лагере Вана радушно приняли меня в свою разношерстную команду, тем не менее каждое утро, качаясь вместе с ними на волнах, я чувствовал себя разочарованным и слабым. Мой вестибулярный аппарат перестал нормально служить мне, и любое движение вперед вызывало у меня головокружительное ощущение стремительного падения вниз, вызывая непреодолимое желание ухватиться за поручень. Но мы вместе с товарищами все равно входили в воду, чтобы поддерживать и подбадривать друг друга. Тогда Ван сказал мне: «Тут все зависит от тебя, Джей. Ни о чем не думай, гляди на берег». И я начал усердно грести, а затем вскочил на доску и понесся на волне. Никаких мыслей. Никаких падений.