Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не понял, — признался я, — а почему рука не поднялась? Чем она особенная, эта курятина?
— Это же полосатый плимутрок! — воскликнул Игорь.
— Особая порода, что ли?
— Да нет, обычная. — Он подмигнул мне, сел на корточки и сказал, обращаясь к курице: — Лиза, сколько будет дважды два?
Курица очень внятно прокудахтала:
— Ко-ко-ко-ко.
— Ты хочешь, чтобы мы сварили из тебя суп с лапшой?
Курица быстро мотнула головой: сначала влево, потом так же резво вправо: «нет».
Я завороженно смотрел на чудо-курицу.
— Дрессированная?
Игорек посмотрел на меня мягко, но с легкой усмешкой:
— Она разумная, Кир. Не так, как человек, но близко. Умнее собаки. Коэффициент по Бройлю — Хэмму около восьми десятых. У фермера дружки есть в Институте Разума, они ее протестировали. Без огласки, разумеется.
— Прикалываешься? — Я вылупился на курицу, а она посмотрела на меня и мотнула головой: «нет».
— Ты извини, я наврал тебе тогда, Кирмэн, — сказал Игорь хмуро. — Не потому, что малой разболелся, мы на Новый год к тебе не пришли и не пригласили, все из-за несушки проклятой. А Наталья моя вчера к матери смоталась: ультиматум выдвинула, курица, мол, или я. Два дня дала. День уже прошел.
— Не верю, — пробормотал я, уселся на пол и спросил у курицы: — Лиза, что ты любишь есть?
Курица кинулась к шкафу, к маленькой пластмассовой мисочке. Принесла в клюве хлебный мякиш. Я подставил руку — Лиза выпустила мякиш мне на ладонь и отошла в сторонку. Сказала кротко:
— Ко! — и замолчала.
— Чудеса, — пробормотал я. — Что ты будешь с ней делать?
— Сверну шею, ощиплю и сварю бульон, — ответил Игорь.
Курица даже не шелохнулась, и я подумал, что он шутит.
— Нет, правда?
— Правда. Я хочу… почувствовать хоть что-то. Понимаешь? Мать умерла, но ничего не случилось. Я даже не заболел. Но может быть, получилось так потому, что уже давно догадывался, знал, что она умерла. А может, и нет. Я хочу выяснить точно. Если я убью разумное суще… несушку, я узнаю, осталась у меня совесть или нет. Это важно, понимаешь?
От прежнего Игорька, весельчака и юмориста, не осталось и следа. Я поглядел на него, и мне вдруг подумалось, что именно вечная улыбка сожрала у шута с календаря остатки души.
Секунду казалось, что Игорь сейчас улыбнется, захохочет, мол, схохмил я, а ты чего, поверил, что ли? Киря, Кира, дурья твоя башка… — но он молчал.
Курица тоже не проронила ни звука; может, в этом шутка? Никакая она на самом деле не разумная.
— Лиза все знает и согласна, — сказал Игорь. — Правда, Лиза?
Несушка кивнула.
— Вот сволочь, — сказал я с чувством.
Курица своим поведением рушила мою теорию.
— У нее нет выхода, Киря, — сказал Игорь. — Если отдам властям, те будут проводить над ней опыты. Ее жизнь превратится в муку; разве этого хочет разумное существо? К тому же они выйдут на моего друга-фермера и станут разбираться. Не так подействовало лекарство? Или фермер подмешивал в него что-то, а излишки продавал на черном рынке? Пойми ты, Кир, — потому что Лиза уже поняла — фермер — хороший человек. Он заботился о ней. Мы не хотим его подставлять.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я. С удивлением обнаружил, что голос сел, к горлу подступил комок, а к глазам — пьяные слезы. С чего бы?
— Потому что мне сложно, — сказал Игорь и отвернулся. — Убить вот так, запросто…
— Насчет бульона ты пошутил?
Он повернул голову:
— Нет. Это уже мое, а Лизе никак не повредит, правильно? Я хочу опуститься ниже некуда; совершить по-настоящему злодейский поступок, понимаешь? Чтобы проверить свою сомати…
— Ты рехнулся, Игорь, — сказал я ему. — Ты чего? Это же… чудо! Можно ведь… не знаю… выпустить ее на свободу. Держать где-нибудь в подвале… кормить, поить. Книжки приносить! Газеты! Петуха притащить, да, понимаю, он тупой будет — ну и что? Многие человеческие семьи строятся по этому принципу: она — утонченная интеллигентка с завышенными вкусами, а он — грубый мужлан с образованием в три класса. И живут! И детей рожают! А дети потом видят, как мучимый комплексом неполноценности муж колотит утонченную мать, и растут бесстрашными, сильными, готовыми к невзгодам, которые таит в себе взрослый мир. Они не умеют любить, но умеют ненавидеть и ненавидят, например, интеллигенцию и естественным путем уменьшают ее долю в обществе, что замечательно. Это здорово! Это цивилизация! Ведь верно, Лиза?
Несушка мотнула головой. Они стояли рядом, напротив меня — курица и Игорь — и укоризненно молчали.
— Дурдом, — пробормотал я. — Как если бы к тебе прилетел добрый волшебник, готовый выполнить три желания, а ты расстрелял его из крупнокалиберного пулемета! Ты чего, Игорь? Блин… я слов не нахожу… на черта тебе это? Зачем тебе кровь из носа? Хочешь, я рожу тебе набью, кровь и потечет?
— Это докажет, что я еще не совсем очерствел…
— Твоя задумка уже доказывает обратное! Очнись! Мало ли что курица считает, может, ей ума не хватает сообразить! Ноль восемь? Она ведь как ребенок! А кто знает, какая тьма содержится в невинной душе ребенка! Ты никогда не задумывался? Детская злость и ненависть, что может быть… нет, погоди, я не то имел в виду. — Я сконфузился и замолчал.
Игорь отвернулся и упрямо сжал губы, а я наклонился к Лизе, собираясь погладить ей перышки, собираясь выкрикнуть что-нибудь резкое, и замер. Прошептал нежно, будто и впрямь обращался к женщине:
— Лиза, подойди, пожалуйста.
Она мягко переступила лапками; я аккуратно, кончиками пальцев, раздвинул перышки на боку несушки; под перьями скрывался черный пульсирующий комок плоти.
— Что это?
— Фермер прозвал штуковину «мозговым катышком», — сказал Игорь. — Вроде бы часть ее мозга. Вроде бы благодаря этой штуке она такая умная. Он не знает точно.
— Жук-скарабей.
— Чего?
— Жук, говорю. Скарабей.
— Непохоже.
Вдруг очень ясно вспомнились мужик в желтом, мартышка и нож у ее плеча. У той мартышки тоже было черное пятно, но тогда я не обратил на это внимания. Не до того было, не подумал даже — а ведь точно, было пятно, было! Шеф «желтых» коснулся ножом именно его.
— Эй… что с тобой, Кирг? Ты побледнел.
— Если основная причина, почему ты хочешь зарезать курицу, твоя болезнь, тогда у меня тоже есть предложение. Другой способ проверки на… подлость.
— А курица? — с готовностью спросил Игорь; похоже, разум у него еще не окончательно зашел за ум. — В смысле курица и моя жена, как с ними поступим?