Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иногда я жалею, что помог тебе устроиться в Институт, — весело сказал мой друг. От его хандры не осталось и следа. — Ты ж меня кругом подставляешь, Кирчик.
Нужный гараж мы нашли быстро; площадка перед ним была относительно чистой. На ней имелся пенек «для курения», рядом с которым стояла пол-литровая банка из-под растворимого кофе, забитая окурками; левее расположились металлический столик и скамейка, переделанная из детских качелей. Над головой из окна хрущевки тянулись провода, телефонный в том числе, которые исчезали в отверстии под самой крышей гаража. Щели в железных воротах были утеплены монтажной пеной; кусками подтаявшей сахарной ваты она торчала по периметру ворот. В нескольких местах пену пытались счистить ножом, но потом, видно, надоело — и бросили.
— Хорошо устроился, чертяка, — восхищенно пробормотал Игорек и, испугавшись своего голоса, обернулся на окна хрущевки — там было темно и тихо.
— Ушел от родителей полгода назад, — сказал я. — Здесь у него друзья живут, в техникуме вместе учатся; всей компанией сайтом занимаются; торгуют через Интернет помаленьку, реклама, то-се. В гараже их мозговой центр; в нем же ночует и Семен. Обычно.
Мы подошли к гаражу. Игорь уселся на пенек и принялся с умным видом разглядывать замок. Замок был висячий, массивный. Новенький — он влажно поблескивал, купаясь в свете ущербной луны.
— Сейчас самое сложное, — прошептал я. — Сможешь так открыть или железяку какую-нибудь поискать?
— Замок легкий, — сказал Игорек. — Ради смеха мы такие у нас во дворе шпилькой открывали.
— Вот еще что, — сказал я. — Есть ведь, наверное, какая-то сигнализация, раз такой простой замок? Все-таки там должна быть дорогая техника: компьютер, телефон…
— А чего теперь думать, раз приперлись? — возразил Игорь. Он встал, размял руки — жалобно хрустнули суставы, — достал из кармана сигарету и большую скрепку(когда успел припасти?). Сигарету сунул в рот и прикурил. Я хотел сказать, чтобы он потушил сигарету, потому что ее могут увидеть из окна, но передумал. Игорю нужен свет.
Мой друг размотал скрепку, сунул кончик ее в замочную скважину, ругнулся, выдернул скрепку, сложил края вместе, согнул чуть, снова воткнул в скважину, что-то поддел.
— Хорошо… есть, милая, есть…
— Открывается? — спросил я нетерпеливо.
— Нет, пока… я про нос…
Я зашел сбоку; в неверном свете сигаретного огонька было видно, как по Игорьковым усам стекают черные капли; они попадали на губы, и мой друг поднимал голову, разрешая крови протечь в рот, глотал ее и возвращался к замку.
— Не стал я еще тварью бездушной, нет, — пробормотал Игорь, — человек еще, могу на свете пожить…
Замок щелкнул.
— Опля, — шепнул Игорек, откладывая замок в сторону. Взялся за створки и сказал: — Если благие намерения ведут в ад, то богопротивные, несомненно, в рай. Бог любит отступников и грешников. Главное — успеть перед смертью исповедаться. И раскаяться. Причем надо делать это искренне, тогда прокатит.
Ворота, открываясь, не скрипнули — наверное, Семен периодически смазывал их; мы приоткрыли их немного
и нырнули во тьму. Я нащупал выключатель, но нажимать не спешил, потому что в голову пришла одна мысль. Я шепнул Игорю:
— Посмотри снаружи, когда я свет включу, видно или нет?
— Без проблем.
Я щелкнул выключателем, подержал секунду и снова потушил свет. Игорек вернулся с хорошей новостью: все щели в гараже «запенены» прекрасно, света не видно. Единственный источник света — маленькое окошко для вентиляции располагается под самым потолком и прикрыто темной сеткой. Находится оно в той стене, которая расположена к дому под углом, близким к девяноста градусам, и скрыта к тому же соседним гаражом. В общем, полный порядок.
Мы зажгли свет и убедились, что красть в гараже нечего. А значит, сигнализация не очень и нужна.
Обстановка здесь была довольно аскетичная: старые ковры и половики украшали стены и пол, в некоторых местах кнопками или скотчем к ним были пришпилены постеры с распутными девицами неглиже; на покосившемся столике примостился старенький компьютер (единственное, что имело здесь хоть какую-то ценность) и разбитый телефонный аппарат неприятного бурого цвета. Я поднял трубку, чтобы услышать гудок. Услышал. Вернул трубку на место.
Еще здесь были: старая гитара, ржавый холодильник в дальнем углу и тумбочка рядом с ним. На тумбочке — фотография в рамочке снимком вниз и куча бумаг.
Игорь первым делом открыл холодильник, нашел там бутылку водки и несколько пластиковых стаканчиков.
— Будем?
— Поймут, что пили.
— Бутылка ополовинена. А если поймут… ну и ладно. Мы ничего больше брать не будем. Пускай. На билеты ведь потратились — хоть так долг вернем.
Я не ответил. Включил компьютер. Работал он медленно: такому старью самое место на свалке. Аналоговый модем тоже не внушал оптимизма.
— А как они сайт поддерживают? — спросил Игорь. — Ну в смысле разве компьютер не должен быть все время включен?
— Их сайт находится на бесплатном домене, — ответил я. — Ты лучше посмотри, что у Панина в тумбочке, а я пока пороюсь в компьютере. Быстрее, последний монорельс на город через полчаса!
В компьютере ничего интересного не было. Фотографии видов города, графоманские тексты панинских рассказов — все они начинались с фразы «герой проснулся на рассвете от ужасного похмельного синдрома»; маленькие игрушки вроде «Тетриса», музыкальные записи — колонок или наушников не нашлось, и я не представлял, как Панин их прослушивает.
Отыскал также несколько файлов-архивов, закрытых паролем; хакер из меня никудышный, поэтому я просто скопировал их на диск. Диск сунул в карман, чтобы завтра показать специалисту.
Игорек тем временем распотрошил тумбочку. Нашел кучу исписанных нотных тетрадей и лекции и принялся внимательно их проглядывать. Вскоре бросил это дело, налил в пластиковый стакан водки и хряпнул самостоятельно. Высморкался в заготовленный платок. На платке осталась кровь, и он одобрительно хмыкнул.
— Ничего не нашел?
— Фигня всякая. Ничего.
— Тогда пош…
Снаружи зашумели, зашелестела гнилая листва, заскрипели сухие ветки под чьими-то ногами, отчетливо тявкнула собака. Со всех ног я кинулся к выключателю и щелкнул им. Замер в кромешной темноте. Старался не дышать, а Игорь следовал моему примеру, и я совсем его не слышал.
— Здесь кто живет? — Голос был властный, чуть хриплый. Как у Высоцкого.
— Семка Панин… — Просящий, тонкий, почти детский голос. Студент? — Ты же знаешь…
— Я тебе что говорил? Что я Панину говорил? Чтоб завтра же закончили балаган! Рекс, стоять! Чертова псина, живодерам тебя сдать на мясо надо…