Так что когда ее вызвали с урока, она чертыхнулась, увидев перед собой спину нового «любопытного». Надо же – какая эта Татьяна Витальевна была знаменитая, сколько народу ею интересуется!

Новый показался Оле знакомым, во всяком случае, ей так показалось. Вроде бы где-то она эту физиономию уже видела. Впрочем, в такой день, как сегодня, ничего удивительного. Сначала труп, потом куча дядек с вопросами. Они кого хочешь сведут с ума, не то что Олю.

И откуда она знает, почему не было слышно выстрелов? С глушителем был пистолет, наверное…

Они, кстати, тоже потом так решили. И этот дядька уж совсем был Оле непонятен.

– Я же все-все сказала… – недовольно пробормотала Оля.

– Но ведь не мне. Я частный детектив.

Он обаятельно улыбнулся, и Оле опять показалось, что лицо у него определенно знакомое. Видела она его уже однажды!

Он протянул ей какую-то ксиву, которую Оля просмотрела без особого интереса, только выяснила, что его зовут Виктор Сергеевич Воронов, и так как она никогда подобного имени раньше не слыхала, она решила, что просто у него типичное лицо. И стала вспоминать, на какого же артиста он так похож.

– Знаете, – вздохнула Оля, – я не могу назвать это самым приятным воспоминанием моей жизни. У меня от этих ваших «экскурсий в прошлое», если честно, тошнота начинается.

– Понимаю, – усмехнулся он. – Но давайте все-таки еще чуть-чуть помучаемся. Потому как очень важно найти убийцу… Вы ведь хотите, чтобы убийцу Татьяны Витальевны нашли?

Оле, безусловно, этого хотелось. Хотя бы потому, что она оказалась вроде как невольным свидетелем, а из книжек и фильмов Оля вынесла бесценную информацию, что сразу после запланированной жертвы убивают как раз свидетеля. Причем вначале этого бедолагу выслеживают, караулят. А Оля не собиралась пока расставаться с юдолью земной, пусть даже и полной страданий, и поспешно согласилась:

– Ладно. Только вы в этой очереди последний. Скажите, чтобы после вас не занимали.

Он рассмеялся.

– Хорошо, так и сделаем. Вы упоминали человека, который грубо вас толкнул и потом уехал на машине.

– Собственно, толкнула его я, а он просто грубо мне ответил. И вообще он ужасно спешил. А номер машины я сейчас не помню – у меня в голове полная каша. Может, попозже все придет в порядок.

– А как он выглядел?

– Противный, – выдала Оля. – Совершенно мерзкий тип. Лицо у него было квадратным и майка дурацкая с «Титаником». Как у малолетки…

В принципе Оля не была уверена, что на ее описании внешности негодяя не отразилось ее личное отношение, которое – что вполне естественно – граничило с глубокой антипатией. Не такой уж он и квадратный, просто грубый. Оля успокоила себя тем, что тот кретин, толкнувший ее, все-таки был именно таким, каким она его описывала. Такой человек приятным быть просто не может.

При упоминании «Титаника» на аристократическом лице сыщика сначала мелькнуло удивление, потом радость.

– Оля, вы в этом уверены?

– Конечно, что я, больная? Я сразу эту майку заметила. Потому что взрослый мужик, а одевается как тинейджер, да еще не продвинутый…

Что такое «продвинутый тинейджер», Виктору Сергеевичу было очень интересно узнать, но времени на выяснение таких деталей у него не было. Поэтому он не стал фокусироваться на этом.

Он повернулся к окну.

– Ну, это все? – поинтересовалась Оля.

– А? – спросил он. Оле показалось, что он как-то странно дернулся. Будто она оторвала его от собственных мыслей.

А когда он обернулся, Оле опять показалось, что она его где-то уже видела. Хотя – где она могла его видеть…

– Я вам больше не нужна?

– Нет, – рассеянно покачал он головой. – Вы мне больше не нужны.

«И все-таки я его уже видела», – она недоуменно пожала плечами. Или у него просто такое типичное лицо?

* * *

– Послушайте-ка, Сашенька! – воскликнула Нина Ивановна с таким видом, как будто ее озарила светлая идея, способная разом спасти все человечество. – У меня есть вино, очень хорошее! Давайте-ка выпьем!

– Давайте, – брякнула я с пионерской готовностью и тут же прикусила язык. Во-первых, с чего это вы, любезная Александрина, решили испробовать на рабочем месте сей благословенный напиток, туманящий мозги? И как, черт побери, к этому факту отнесется ваш Лариков, когда вы заявитесь в «офис» с развеселым выражением на лице, не отягощенным глубокими раздумьями?

Увы, здравая мысль пришла ко мне, как всегда, с громадным опозданием – как трамвай – никогда не придет вовремя! Нина Ивановна, хихикнув, вспорхнула с легкостью студентки-первокурсницы и, заговорщицки подмигнув, исчезла на минуту, после чего вернулась с фужерами и бутылкой красного вина явно домашнего приготовления. Насчет того, что вино домашнее, я не очень-то обольщалась, поскольку некоторый опыт, приобретенный мной в потреблении домашних вин, гласил: «Это только на первый взгляд вино легкое. Через полчаса ты узнаешь, что такое опьянение в полном объеме».

О дурманящих свойствах наливки я узнала быстрее, чем предполагала. Уже через пять минут облик моей собеседницы стал зыбким и подернулся некоторой дымкой. Глаза мои начали слипаться, и я слушала рассказы старой леди, стараясь делать вид, что мне абсолютно все понятно. Но я ничего не понимала!

Единственное, что меня успокаивало – Нина Ивановна, находясь примерно в том же состоянии, что и я, не пыталась посвящать меня в тайны Ивана Евграфовича, а увлеченно пересказывала мне свои романчики и адюльтеры. Зато мы напоминали теперь с ней закадычных подруг, и вино разрушило барьер легкой недоверчивости, через которую мне никак не удавалось пробиться.

– А папа… Ну, не каждым везет с родителями… Он выдал меня замуж за эту скотину, а какого черта?! Только сломал жизнь и мне, и ему! Ни денег, ни ума. Простой, как сибирский валенок, – это после Михаила-то Ниловича!

Ого-го… Я превратилась во внимательного слушателя. «Скотиной» у нас, похоже, назвали Шлендорфа?

– И ведь двадцать лет я прожила с этим скупердяем, двадцать лет, Сашенька! И все это – из-за прихоти моего папаши! Глупой прихоти властелина, требующего полного подчинения! И потом – эти ужасные слухи о том, что мой папа приложил руку к исчезновению Баринова! А вы пишете книжку, и опять же не о Баринове! Да ведь, милая вы моя деточка, если о ком писать, так о нем! Мало того что красавец, умница, так и жизнь его покрыта тайной… А как он любил свою жену, Саша! Так теперь не любят! Не умеют!

Она грустно махнула рукой. Сейчас она казалась мне почти красивой – погруженная в воспоминания о своей детской любви, Нина Ивановна таинственным образом преобразилась.

– Послушайте, но ведь нельзя же так верить слухам, – робко сказала я. – А я и не верю слухам, – дернулась она, выпрямляя спину. – Я, Сашенька, верю только своему собственному слуху. А это разные вещи.