– Я взял этот саронг только на время и возвращу его. Ты не скажешь японцу об этом? Он ведь и мой враг тоже.

– Я не скажу ему. Мы ничего не говорим им.

– Хорошо. Саронг будет возвращен завтра. Он повернулся и исчез в тени. Женщина покачала головой и поспешила вернуться в свой дом, где не преминула рассказать домочадцам о пережитом ею приключении.

– Мы больше никогда не увидим этого саронга, – убежденно заявил мужчина.

– Насчет саронга я не беспокоюсь, он не мой. Но я снова хотела бы увидеть дикого человека. Он очень красив.

На следующее утро Сарина вошла в деревню.

Первая же женщина, которую она встретила, узнала ее, и вскоре она была уже окружена старыми друзьями. Сарина попросила их всех разойтись, чтобы не привлечь внимания японцев.

Женщины сразу же вернулись к своим обычным делам. Тогда Сарина разыскала вождя деревни Аллауддина Шаха. Казалось, он был рад видеть ее и задал ей массу вопросов, на большую часть которых она избегала отвечать до выяснения его отношения к японцам.

Вскоре она узнала, что он ненавидит их. Аллауддин Шах был гордый старый человек, потомственный вождь. Японцы били его, пинали и заставляли низко кланяться.

Тогда удовлетворенная Сарина рассказала свою историю, объяснив, в чем нуждаются ее товарищи, и попросила у него помощи.

– Это будет опасное путешествие, – сказал он. – В здешних водах много вражеских кораблей, а до Австралии долгий путь. Но если ты и твои друзья все же хотите рискнуть, то я помогу вам. На реке, которая находится в нескольких милях от деревни, у нас спрятано небольшое судно. Мы приготовим его для вас и снабдим продовольствием. На это потребуется время. За нами постоянно не наблюдают, так как мы не причиняем японцам особых хлопот. Но они приходят в деревню почти каждый день. Один офицер спит здесь каждую ночь.

– Если вы будете доставлять продовольствие каждый день в дом на краю деревни, мы сможем приходить за ним ночью и сами переносить на судно, – предложила Сарина. – Таким образом вы избежите ответственности, если вдруг мы будем обнаружены, вы просто притворитесь удивленными, что кто-то приходил ночью и украл продукты.

Аллауддин Шах улыбнулся.

– Ты настоящая дочь Большого Джона.

Прошел месяц, прежде чем судно было, наконец, снаряжено продовольствием. Теперь беглецы дожидались безлунных ночей и попутного ветра. Колючая проволока и заграждения в устье реки были, конечно, устранены, когда подготовка к отплытию была закончена. Это была опасная работа в воде, где обитают крокодилы. Но и она была успешно проведена.

Наконец наступила ночь «X», как ее назвали беглецы. Луны не было, от берега дул бриз.

Медленно шестами они толкали лодку в море, затем подняли большой треугольный парус, и судно сразу набрало скорость.

Был взят курс на юг.

– Если ветер продержится, – сказала Сарина, – мы обогнем мыс Нассау до двух часов дня, а потом ляжем на юго-западный курс. Я хочу выйти из прибрежных вод Суматры и Явы, прежде, чем мы повернем на юго-восток к Австралии. Опасным для нас останется только остров Комос. Я не знаю, есть ли у японцев там какие-нибудь силы.

– Это не то же самое, что остров Киллинг? – спросил Джерри.

– Да, но мой отец всегда называл его островом Комос, потому что Киллинг был, по его словам, проклятым англичанином.

Она засмеялась, и ее примеру последовал и Тарзан.

– Никто не любит англичан, – заметил он. – Но я не уверен, что Киллинг был англичанином.

– Вдали виднеется свет, – объявил Дэвис.

– Вероятно, в Нассау, – сказала Сарина. – Будем надеяться на это ибо в противном случае свет означает приближение корабля, а нам лучше не иметь с ними дела.

– Я не думаю, что корабли ходят освещенными, – высказал свое мнение Джерри. – В этих водах слишком много подводных лодок союзников.

Утро застало их в открытом океане.

Кругом расстилался только огромный котел колышущейся серой воды.

Ветер посвежел и поднял высокие волны. Сержанта Розетти укачало.

– Держись, Шримп, – успокоил его Бубенович, – ведь нам плыть до Австралии недолго – всего лишь месяц или около того.

– Проклятье! – простонал Розетти.

– Очень скоро вы перестанете болеть, Тони, – сказала Сарина.

– Даже некоторые адмиралы плохо себя чувствуют, когда впервые выходят в море, – заметил Тарзан.

– Я не хочу быть адмиралом. Я привык к воздуху. Он снова перевесился через борт.

– Бедный Тони, – пожалела его Сарина. Долгие дни медленно тянулись один за другим. Ветер переменил направление, и юго-восточный пассат, который мог дуть подряд до десяти месяцев, начался. Счастье не изменило отважной группе людей. Они благополучно миновали острова Киллинга и не встретили ни одного вражеского корабля.

Бубенович время от времени подтрунивал над Розетти, чьи мучения от морской болезни так окончательно и не прекратились. Он просто не нашел другого способа поразвлечься.

– Путешествия расширили твой кругозор, Тони, – бросил он в разгар очередного всеобщего приступа тоски по земле. – Только посмотри, что они дали тебе. Ты впервые смог по достоинству оценить британца. Даже сподобился полюбить женщину. А самое главное – ты научился правильно говорить на английском языке благодаря Сарине.

– Я не очень расширил свой кругозор за последнее время, – жалостно возразил Розетти. – Мы уже неделю ничего не видим вокруг, кроме этой проклятой воды. Дорого бы я дал, чтобы увидеть сейчас что-нибудь другое.

– Дымок на горизонте! – оповестил стоявший на вахте Джерри.

Все впились взглядами в далекую точку.

– Это, должно быть, корабль, и нам лучше немедленно уйти отсюда.

Они сделали поворот и поплыли в северо-западном направлении. Казалось, судно никогда не продвигалось так медленно. Все напряженно следили за темной точкой, которая неуклонно приближалась и росла прямо на глазах, пока корпус корабля не заслонил часть горизонта.

– Это похоже на кошмар, – произнесла Корри, – когда что-то преследует тебя, а ты не можешь двинуться с места. И ветер совсем стих.

Как будто бы услышав ее жалобу, внезапно порыв ветра надул большой парус, и скорость судна сразу же заметно возросла, но неизвестный корабль продолжал приближаться.

– Он меняет курс, – крикнул Тарзан, – и направляется нам наперерез. Теперь я вижу цвета его флага. Это – японец!

– Я должен был ходить в церковь, как этого всегда хотела мама, – сказал Дэвис. – Я бы мог научиться там хорошим молитвам. Но раз я не умею хорошо молиться, то могу хорошо стрелять.

Он поднял свою винтовку и вложил обойму в магазин.