В Европе же наблюдались консервативные тенденции: полным ходом шла Реставрация. Под руководством Николая I Россия превратилась в «жандарма Европы», приняв участие в подавлении зарубежных либеральных движений и революций для сохранения европейского порядка, зафиксированного Венским конгрессом. Именно на этом фоне миф о просвещенном деспотизме уступит место мифу о деспотизме азиатском. В Париже три теоретика — Гизо, Токвиль и де Кюстин — сыграют ключевую роль по разным, но взаимодополняющим причинам.

Гизо, эссеист и историк, премьер-министр короля Луи-Филиппа, прославился призывом «Обогащайтесь!», обращенным к французской буржуазии. В своей знаменитой «Истории цивилизации в Европе», опубликованной в 1828–1830 годах, Гизо выступает апологетом буржуазии как движущей силы экономического развития и основы стабильного общественного порядка. По его мнению, независимо от политического режима, республиканского или монархического, по-настоящему важна социальная основа правительства, «золотая середина», которая обеспечит обществу стабильность и тем самым гарантирует его прогресс.

Как это ни парадоксально, в отличие от других, Гизо вовсе не упоминает Россию в своей «Истории», а ведь в его время она считалась одной из доминирующих сил в Европе! Это молчание делает его в определенном смысле русофобом. Вероятно, Гизо сознательно не говорит о России, поскольку деспотичный социально-политический режим этой страны противоречит его видению прогресса силами буржуазии, ведь в николаевской России отсутствовал промежуточный класс, гарантирующий, по мнению Гизо, социальный прогресс и политическую стабильность. При этом царский режим того времени, несомненно, был образцом стабильности, что вновь противоречит тезису Гизо. Однако его видение исторической роли промежуточного класса, который вскоре станут называть средним, окажет на его последователей значительное влияние[204].

Токвиль и записки де Кюстина как библия русофобии

Немного позже, в 1835 году, Алексис де Токвиль опубликует свою главную книгу, которая станет библией либерализма и современной либеральной демократии, — «Демократию в Америке». Как рафинированного аристократа, Токвиля особенно волнует вопрос тирании, к которой приводит злоупотребление равенством, которое превозносится Великой французской революцией, и разрушение контрвласти, функцию которой при старом строе выполняли три сословия. Он полагает, что ключевую роль в будущем цивилизации будут играть две страны — США и Россия. Предпочтения Токвиля отданы США с их умеренным режимом, при котором «для достижения целей полагаются на личный интерес и дают полный простор силе и разуму человека. Что касается России, то можно сказать, что там вся сила общества сосредоточена в руках одного человека. В Америке в основе деятельности лежит свобода, в России — рабство. У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира»[205].

По мнению Токвиля, избыток демократического равенства действительно может привести к своего рода демократическому или бюрократическому деспотизму (тоталитаризму, как сказали бы в наши дни). Такого отклонения следует избегать любой ценой с помощью двух главных факторов, которые смогли объединить США. Первым является средний класс, поскольку бесчисленные собственники в действительности являются «естественными врагами любых общественных потрясений» и обеспечивают стабильность общества. Вторым объединяющим фактором выступают ассоциации, поскольку «политическая, промышленная, коммерческая и даже научная или литературная ассоциация всегда будет действовать как образованный и могущественный подданный, который, отстаивая свои собственные права перед лицом власти, спасает всеобщие свободы».

В глазах Токвиля и его друзей-либералов, таких как Бомон, Россия, породившая сельскую общину, — это страна деспотичная и эгалитарная. Он пишет:

«Здесь все однообразно: мысли, законы, обычаи и даже самый ход вещей. Мне кажется, это похоже на Америку, но без отдушины, которую дает свобода; этакое демократическое общество, от которого мурашки по коже»[206].

Кульминации французская русофобия достигнет в 1843 году с публикацией путевых заметок барона Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». К концу XX века книга будет переиздана десятки раз и переведена на английский, немецкий, датский, итальянский, русский и другие языки.

В отличие от Токвиля, де Кюстин не был теоретиком. Это консервативный аристократ, который искал в России аргументы против представительной формы правления. Он прочел всю антирусскую литературу и усвоил все ее стереотипы. Столкнувшись с особенностями русских нравов, он превратился в ярого сторонника конституции и русофоба, по мнению которого в России нечего спасать:

«Московия формировалась и крепла в глубоко безнравственных условиях чудовищного татаро-монгольского ига. Она обрела силу, лишь в полной мере овладев искусством подчинения. Даже освободившись, Московия не смогла отказаться от привычного распределения ролей раб — господин. В конце концов, Петр Великий объединил политическое искусство монгольского раба с честолюбивыми стремлениями господина, которому Чингисхан оставил в наследство задачу завоевания мира».

Де Кюстин был убежден, что «только обращение России в католичество сможет насадить в царской империи европейскую цивилизацию», от которой в России, по его мнению, лишь «внешний лоск»[207].

В таком духе написана вся книга, а ее заключение — это истинный шедевр русофобской мысли:

«Беспорядочные и непомерные амбиции, какие могут прорасти только в душе угнетенных и питаться несчастьем целой нации, бурлят в сердцах русского народа. Эта нация по существу захватническая: она в своем униженном положении лелеет надежду распространить господство на других; размышления о славе и грядущем богатстве отвлекают ее от испытываемого позора, и, чтобы отмыться от кощунственной жертвы в виде публичной и личной свободы, раб, стоя на коленях, мечтает о мировом господстве»[208].

К этой теме будут вновь и вновь обращаться русофобы XIX, XX и XXI веков.

Книга де Кюстина тщательно изучена, прокомментирована и неоднократно переиздана. И 150 лет спустя она считается крупнейшим памятником русофобской литературы в Европе и Америке. В ней сквозь изящный стиль изложения проступает реальный масштаб антирусских предрассудков западного человека по вопросам демократии, экспансионизма, варварских нравов, пьянства и взяточничества. Книга изобилует деталями и анекдотами о дворцовом этикете, униформе фельдъегерей и верноподданстве знати, обычаях и таможенных пошлинах. О каждом аспекте русской жизни у автора нашлось по паре слов, достаточных для негативной оценки. Конкретное, красочное, пикантное, сочинение де Кюстина стало универсальной библией русофобов, бесконечным источником их аргументов и кладезем иллюстраций.