первый день осени из Бентенона пришло письмо с дюжиной печатей: я держал его и чувствовал, как в руках поселяется предательская дрожь. Его величество Рупрехт своим именным указом выводил нас из-под королевского надзора. Теперь мы вольны были ехать, куда угодно, и жить там, где пожелаем.

И мы с Джейн сделали свой выбор.

Бертран, освобожденный от обязанности надзирать за нами, получил должность королевского инквизиционного инспектора. Пока он жил в нашем доме — весной собирался перестроить тот домишко, в котором был заведен самогонный аппарат. Без отдельного дома было никак нельзя: королевский инквизиционный инспектор должен был внушать всем трепет, а какой может быть трепет, если у тебя нет личного дома? Да и Лемпи все чаще посматривала на Бертрана так, что становилось ясно: скоро нам надо будет искать новую служанку. Когда женщина смотрит на мужчину так решительно, то дело ясное: скоро будет свадьба.

Впрочем, Бертран не имел ничего против.

Еще одно письмо, самое важное, пришло в тот день, когда метель разыгралась так, что за окнами не было видно ничего, кроме белой завесы. По гостиной разлился звон колокольчика и письмо упало мне на колени: только королевский суд присылает свои решения такой вот магической почтой.

— Что это? — встревоженно спросила Джейн. Сидя в кресле, она вязала приданое для малыша. Я неопределенно пожал плечами, хотя прекрасно знал, что там, и, вскрыв конверт, начал читать:

— Верховный королевский суд именем и милостью его величества Рупрехта информирует о результатах дела “Холифилд и Эленбергер против Локсли”.

Джейн вздрогнула. Опустила вязание на колени. Я не сомневался: она вспомнила далекую весеннюю ночь, реку и свое отчаяние.

— Его милость судья Джеймс Карри рассмотрел представленные доказательства: мнемонический оттиск, который прислал Аррен Эленбергер в подтверждение невиновности своей супруги, — прочитал я и объяснил: — Джейн, мы же хотели справедливости? Ну вот и она. Однажды ты спала, а я запустил маленькое заклинание в твои воспоминания и получил картину того, что с тобой случилось в ту ночь. И отправил иск в Верховный суд на правах законного супруга.

Какое-то время Джейн молчала, глядя на свое вязание. Потом она подняла голову — в ее глазах сверкнули слезы — и прошептала:

— Как жаль, что раньше никто до такого не додумался. Великие боги, как же жаль…

— Рассмотрев представленные доказательства, Верховный королевский суд постановил: считать Джейн Холифилд Эленбергер несправедливо обвиненной в разврате и блуде. Восстановить ее честное и доброе имя с учетом полученных доказательств ее невинности и насилия над ней в первую супружескую ночь. Выплатить ей компенсацию за перенесенные страдания из личных средств Энтони Локсли. Начать встречное дело “Королевство против Локсли” по обвинению Энтони Локсли в мошенничестве и запланированном преступлении против чести, — я отложил письмо и произнес: — Мы хотели справедливости, Джейн. Вот и она.

Да, можно было напустить на Локсли какую-нибудь неизлечимую болезнь, вроде кожной ящурки, которая уродует тело. Но это не исправило бы его — он считал бы себя невинной жертвой и на всех углах голосил о том, как ужасно с ним поступили. А меня бы это не устроило. Я всегда играл честно.

— Великие боги, Аррен… — прошептала Джейн. — Не верится. Просто не верится. Ты…

— Я сделал то, что обещал в церкви, — ответил я. — Напишешь об этом родителям?

— Нет, — ответила Джейн после небольшой паузы. — Незачем. Семья должна беречь и защищать друг друга. Как мы с тобой. Как Фред и Ханни.

У них, кстати, родился мальчик. Бертран, заполняя документы по надзору над счастливой матерью, получил приглашение стать восприемником — и ответил согласием.

Жизнь спешила вперед. Жизнь закладывала новые узы и устраняла старую несправедливость.

Джейн поднялась, подошла ко мне, и мы обнялись, глядя, как за окном идет снег.

Наступит новый год, потом пройдет зима, и весна вернется на север, и родится наш первенец, и жизнь потечет дальше, словно широкая полноводная река.

И мы поплывем по ней в своей лодке, не разжимая рук.