Соломин — в контрразведке. Ну, а куда еще такому орлу податься?

И Соню при этом ломают по нормальной чекистской схеме — через ментов.

И что происходит на самом деле?»

— М-да…

Разумного ответа не было.

Нет, неразумных версий было полно. Можно было предположить, что Соня Ковалевская — курьер, а то бери выше — резидент вражеской разведки, и Алек Кантарович по ее приказу отравил Черкасова, дабы подобраться к секретам оборонного института.

— Бред.

Соня всем строением своей русской женской души не годилась в картонные злодеи шпионских боевиков образца 1954 года.

Куда как ближе к истине было предположение, что Соню взяли только для того, чтобы заставить нервничать Кантаровича, а некто более крупный отказался от еще дальше идущих планов. То есть исключительно как акт устрашения.

— Недоказуемо. А главное, зачем устрашать?

Такие игрища были бы возможны лишь в одном случае — если бы и контрразведка уже вовсю подвергалась переделу и приватизации, и правящие кланы просто решали между собой, кто именно из них будет резать и перепродавать по частям сказочно жирный кусок — оборонный комплекс России.

Ну, и оставалась еще одна версия — самая правдоподобная: Соломин облажался и взял в разработку — через олигарха Проторова и ментов — не того, кого следует. Посему ни за что пострадавшая девочка Сонечка проливает слезы, а реальный зверь нагуливает жирок на свободе.

— Что ж, вот это вполне по-нашему…

Артем вышел из машины, включил сигнализацию и вдруг подумал, что они с Соломиным еще пересекутся. Как именно, неясно, но он бы руку дал на отсечение, что так оно и будет. Вот всей шкурой чуял!

Когда мужа — в наручниках, красного от ужаса и стыда, на глазах у выглядывающих на шум соседей — потащили вниз по лестнице, Людмила Константиновна Смирнова тихо осела на ту же тумбочку, на которой только что сидел муж. Ноги не держали ее.

— Люда, — склонилась над ней соседка, — тебе чем помочь?

Но ни ответить, ни даже сообразить, что следует сделать, Людмила Константиновна не могла. И только когда соседка помогла стащить обутые для гостей тесные туфли на высоком каблуке и сменить облегающее вечернее платье на халат, жена декана словно проснулась.

— Сейчас, подожди, — отвела она руку помогающей влезть в рукава халата соседки, — я вспомнила.

Соседка удивленно подняла брови, а Людмила Константиновна поискала взглядом и тут же увидела ее — незаметно сунутую ей одним из британцев визитку. Этот кусочек желтого картона — имя, должность и два телефона — и сейчас лежал на серванте.

Людмила Константиновна подняла телефонную трубку, поднесла визитку к глазам, набрала номер и, когда гудки прекратились, произнесла:

— Я — Людмила Смирнова, жена Николая Ивановича Смирнова, декана…

— What? What did you say?

Людмила Константиновна всхлипнула.

— Их всех увезли… и Колю, и профессора Кудрофф арестовали, и других тоже…

— Кудрофф арестован?! — на приличном русском языке воскликнули в трубке. — Госпожа… э-э-э, Смирнова, давайте по порядку…

Полковник Соломин спешил, а потому безо всяких сожалений разделил вызревающее уголовное дело на две части.

— Короче, Смирнов наш, расейский, с ним геморроя не будет, — сразу оценил он ситуацию, — посадим как миленького.

— По какой статье будем пускать? — поинтересовался получивший Смирнова в работу опер.

Соломин на мгновение задумался.

— Пойдет пока за разглашение сведений, составляющих государственную тайну. А там видно будет.

— Может, сразу измену Родине? — засомневался опер.

— Не-не, — рассмеялся Соломин, — тяжелая артиллерия у нас припасена для внешнего врага, для Кудрофф.

— Шпионаж?

Соломин уверенно кивнул.

— Точно. Отправится наш британский друг в далекий абаканский край — личным участием в лесоповале помогать становлению новой российской экономики…

Но все оказалось несколько сложнее: Кудрофф, даже оказавшись в Лефортове, помогать следствию отказался наотрез.

— Я требую встречи с британским консулом, — словно заведенный повторял профессор, — и я не скажу вам ни слова без переводчика и адвоката.

Так продолжалось примерно с четырех до пяти часов утра, и Соломин признал, что без радикальных мер не обойтись, — просто потому, что в девять утра объявится консул, затем адвокат и все многократно усложнится.

— Ну что ж, мистер Кудрофф, — на превосходном английском языке произнес он, — к огромному сожалению, вы так и не поняли, во что ввязались… а между тем ваши шансы выйти отсюда — хоть когда-нибудь — тают на глазах…

Кудрофф насторожился, но в полемику ввязываться не стал, и Соломин вызвал конвой.

— Доставьте профессора в комнату для применения спецсредств.

Конвойный бросил в сторону британца исполненный сомнения взгляд и почесал затылок.

— Врача вызывать?

Соломин оценивающе оглядел профессора с головы до ног.

— Пожалуй, да.

Прекрасно понимающий русский язык, но решительно не понимающий, что, собственно, происходит, профессор облизал губы.

— Мне не нужен ваш врач. У меня есть свой. Я не доверяю русской медицине.

Соломин, соглашаясь, кивнул и, пропуская конвойных, отошел к столу.

— Честно говоря, русская медицина к нашей, лефортовской, имеет лишь очень косвенное отношение. У вас там, в академиях, свои требования к врачам, а у нас, в контрразведке, — свои.

Кудрофф заметно заволновался, но его уже взяли под руки и поволокли к выходу.

— Вперед. Вперед, тебе сказали!

С жутким, леденящим кровь лязгом открылась металлическая дверь, и профессор охнул и подался назад. По коридору мимо дверей кабинета за ноги волокли окровавленное безжизненное тело.

— Вашу мать! — заорал на конвойных Соломин. — Вы что, полминуты подождать не могли?! Сколько вас учить?!

— Что, все за гуманизм борешься, Юра? — заглянул в кабинет врач в забрызганном кровью, когда-то, видимо, белом халате и с щипцами в руках. — Без году неделя здесь работаешь, а уже учишь?

Соломин покачал головой и глянул на истерично бьющегося в руках конвоя и все прекрасно понимающего британского профессора.

— Знаешь, я тоже не слишком люблю эту братию, — покачал он головой, — но меру знать все-таки надо.

— Вот поработаешь здесь с наше, Юрик, и ты будешь ее знать, — проронил идущий мимо офицер без кителя и с закатанными по локоть рукавами и заорал на замешкавшихся, склонившихся над окровавленным телом конвойных: — Что вы телитесь! Быстрее дохлятину надо убирать!