Лизе, Джулии и Лорин

Многие из слушающих сегодня могут спросить: почему это усилие достигнет цели, если предыдущие операции по установлению порядка в Багдаде ее не достигли? Разница вот в чем…

Джордж У. Буш, 10 января 2007 года, речь о начале «большой волны»

Его солдаты еще не называли командира за глаза Лост Коз — «Гиблое дело», обыгрывая его фамилию. Все только начиналось. Те из них, кого ждало ранение, были пока абсолютно здоровы, те, кого ждала смерть, были абсолютно живы. Солдат, который был его любимцем, которого часто называли его более молодой копией, еще не написал о войне в письме другу: «Все, хватит с меня дерьма этого, нахлебался». Другой его солдат, один из лучших, еще не написал в дневнике, который прятал: «Я потерял последнюю надежду. Чувствую, конец мой близок, совсем-совсем близок». Третий еще не озлился до того, чтобы застрелить собаку, которая утоляла жажду, лакая растекшуюся лужей человеческую кровь. Четвертый, который в конце всех событий стал в батальоне первым по боевым наградам, еще не начал видеть сны о людях, которых убил, и думать, не взыщет ли с него Бог за смерть тех двоих, что лезли по приставной лестнице. Пятому еще не начало всякий раз, стоило только закрыть глаза, представляться, как он убил человека выстрелом в голову и как потом появилась маленькая девочка, которая все видела. И сам он, если уж говорить о снах, тоже не начал еще их видеть, по крайней мере таких, что будут долго ему помниться: жена и друзья стоят на кладбище вокруг ямы, в которую он внезапно падает; или все вокруг взрывается, сплошные взрывы, он хочет обороняться, но нет ни оружия, ни боеприпасов, только ведро стреляных пуль. Эти сны не заставят себя долго ждать, но в начале апреля 2007 года Ральф Козларич, подполковник армии США, чей батальон в составе примерно восьмисот человек был отправлен в Багдад как часть «большой волны» Джорджа У. Буша, пока еще находил причины каждый день говорить: «Все идет хорошо».

Он просыпался на востоке Багдада, вдыхал его горький воздух, пахнувший гарью, и произносил эту фразу. «Все идет хорошо». Оглядывал предметы, составлявшие теперь основу его жизни, — камуфляж, автомат, бронежилет, противогаз на случай химической атаки, атропиновый инжектор на случай нервно-паралитического газа, экземпляр «Года с Библией» у койки, которую он, испытывая потребность в порядке, первым делом утром аккуратно заправлял, висящие на стенах фотографии жены и детей, у которых в Канзасе в доме под сенью американских ильмов осталась в видеомагнитофоне записанная вечером перед отбытием кассета, где он говорил детям: «Полный порядок. Все нормально. Пора варить лапшу. Я вас люблю. Всем вставать. Хоп-хоп», — оглядывал и произносил ее. «Все идет хорошо». Выходил и мгновенно с ног до головы покрывался пылью, если только не проехала цистерна, разбрызгивающая сточную воду, чтобы прибить эту пыль, — в этом случае он шел по пропитанной стоками пасте, шел и произносил ее. Проходил мимо взрывозащитных стен, мешков с песком, бункеров, мимо медпункта, где лечили раненых из других батальонов, мимо морга, где лежали тела погибших, и произносил ее. Он произносил ее, читая утреннюю электронную почту в своем маленьком кабинете, где стены были в трещинах от многочисленных взрывов. Жена писала: «Я так тебя люблю! Мечтаю, чтобы мы лежали с тобой обнаженные, обнявшись… тела переплетены, может быть, немного потные :-)». Мать писала из сельской местности в штате Вашингтон после хирургической операции: «Должна сказать, что ни разу за последние месяцы мне так хорошо не спалось. Все нормально, все в лучшем виде. Домой меня привезла Роузи: у нас в то утро забивали коров, и твоему папе надо было находиться на месте, следить, чтобы всё сделали правильно». От отца: «С тех пор как мы последний раз виделись, я много ночей лежал и не мог заснуть, и мне часто хотелось быть рядом с тобой и хоть в чем-нибудь помогать». Он произносил ее по пути в дом молитвы к католической мессе, которую служил на базе новый священник, прилетавший на вертолете, потому что его предшественник подорвался в «хамви».[1]Он произносил ее в столовой, где за ужином всегда брал две порции молока. Он произносил ее, когда ехал в «хамви» по улицам восточного Багдада, где после начала «большой волны» участились взрывы мин на дорогах, убивавшие солдат, лишавшие их рук, лишавшие их ног, причинявшие им контузии, разрывавшие их барабанные перепонки, — взрывы, после которых одни солдаты приходили в ярость, других рвало, третьи вдруг принимались плакать. Не его солдаты, однако. Другие. Из других батальонов. «Все идет хорошо», — говорил он после возвращения на базу. Эта его фраза казалась разновидностью нервного тика — или молитвой своего рода. Или, может быть, это просто было выражение оптимизма — ведь он действительно был оптимистом, хоть и находился в гуще войны, которая в апреле 2007 года, по мнению американской общественности, американских СМИ и даже части американских военных, была, по сути, кончена — оставались только пессимизм, молитвы да нервные тики.

Но он так не считал. «Разница вот в чем», — сказал Джордж У. Буш, объявляя о «большой волне», и Ральф Козларич подумал: «Разницей станем мы. Мой батальон. Мои солдаты». Я. И с тех пор он каждый день повторял эту фразу — «Все идет хорошо», — за которой могла последовать другая, которую он тоже часто произносил, всякий раз без тени иронии и с полной убежденностью: «Мы побеждаем». Вторая из его любимых фраз. Но сейчас, в час ночи 6 апреля 2007 года, когда кто-то разбудил его стуком в дверь, он произнес нечто совершенно иное.

— Какого хрена? — спросил он, продирая глаза.

Вообще-то он со своим батальоном даже и не должен был, по первоначальным планам, здесь находиться, и при желании можно было смотреть на произошедшее под этим углом зрения — на то, из-за чего Козларич, продрав глаза, оделся и отправился в недолгий путь из своего трейлера в командный пункт батальона. Мартовские дожди, превратившие землю в слякоть, к счастью, кончились. Грязь высохла. Дорога была пыльная. Воздух — прохладный. До места происшествия была всего какая-нибудь миля, но Козларич не видел и не слышал ничего, кроме его собственных мыслей.

Двумя месяцами раньше, перед отъездом в Ирак, сидя у себя на кухне в Форт-Райли, штат Канзас, за ужином (ветчина, дважды запеченный картофель, молоко, десерт из печеных яблок), он сказал:

— Мы — Америка. В смысле, у нас имеются все ресурсы. У нас разумное, мыслящее население. Если мы твердо решим, как во Вторую мировую, если мы вместе скажем: «Да, мы приложим к этому силы, это наша главная задача, и мы намерены победить, мы сделаем все, что потребуется для победы» — тогда победим. Наш народ способен сделать все, что захочет. Вопрос один: есть ли у Америки к этому воля?

Сейчас, в начале второго ночи, когда он входил в командный пункт, война шла уже 1478-й день, число погибших американских военных перевалило за 3 тысячи, количество раненых приближалось к 25 тысячам, первоначальный оптимизм американцев давно улетучился, и неверные расчеты и искажения истины, которые предшествовали войне, были в подробностях выставлены на всеобщее обозрение, как и стратегические ошибки, повлиявшие на ее ход после того, как она началась. Четверо раненых, сказали ему. Один легко. Трое серьезно. И один погибший.