бегу. Он ловит меня за руку как раз в тот момент, когда мы оба шагнули на скрытый под пухлым слоем снега лед.

Земля буквально уходит у нас из-под ног. Мы оба тут же валимся на землю, приземляясь в сугроб снега, убранного с тротуара.

Не в силах успокоиться, я бью его кулаком по плечу, еще и еще. Мы лежим почти друг на друге, и у меня мерзнет шея.

Он берет меня за руки.

– Почему ты так злишься на меня?

– Я злюсь не на тебя. Я просто злюсь. Меня это сводит с ума.

– Так почему ты вымещаешь это на мне?

Я высвобождаю руки и в попытке сесть упираюсь кулаком в бордюр, но рука скользит, и я падаю Подрику на грудь. Он смеется. А мне совсем не смешно.

– Ничего я не вымещаю на тебе. Просто пытаюсь убраться от тебя подальше.

Приходится хорошенько постараться, чтобы наконец-то подняться и сесть ровно. Колготки мокнут от тающего снега.

Меня пробирает дрожь, не столько от холода, сколько от прикосновения Подрика. Но мне никак нельзя себя выдать. Сейчас есть дела и поважнее.

– Почему ты так хочешь убежать от меня? – он отряхивает варежки и снова берет меня за руки, притягивая все ближе к себе. – Я пытаюсь с тобой поговорить.

– Нет, ты надо мной смеешься. Ты только что во весь голос насмехался над тем, чем я занимаюсь.

– У меня и в мыслях такого не было. Ты совершаешь самый благородный поступок, на какой только может пойти сестра. Я просто хотел сказать, что тебе нужно немного успокоиться и понять, зачем нужен этот список. И нужен ли вовсе.

– Я пыталась связать…

– Думаешь, если заменить воображение логикой, это как-то поможет Джорджу? Ответит на его вопросы? По-моему, подобные схемы никогда не помогают разобраться в самом главном.

– Подрик,… я не знаю. Я просто не могу сделать ему тот рождественский подарок, который он хочет получить. Я была бы рада подарить ему что-то стоящее. Но и этого не могу.

– А что он хотел на Рождество?

– Увидеть замок Данлюс своими собственными глазами.

Как только я произнесла эти слова, к горлу подступили слезы. Этому не бывать. И, вдобавок ко всему, Подрик окончательно спутал мои мысли. Я и так потратила слишком много времени, мне нужно домой, но неожиданно для себя самой я вдруг говорю:

– Он думает, что этот замок – это Кэр-Паравель из книг о Нарнии.

– Так давай поедем туда! – говорит он совершенно серьезно, но с ноткой веселья в голосе. – Отец дал мне машину, и я знаю, как добраться до места. Я отвезу вас обоих.

– Но что скажет твоя девушка?

– Она не моя девушка.

– Хорошо. Что скажет девушка, которой ты позволяешь на тебя вешаться?

– Ревнуешь?

Он подмигнул мне, снова превратив все в шутку. Я и раздражена, и несказанно рада. Слишком много чувств для одной меня.

– Нет, просто интересно, зачем тебе проводить свои каникулы с нами, когда ты можешь лакаться с ней.

– Лакаться? Нет такого слова.

Я пытаюсь опереться на Подрика, чтобы хоть как-то подняться, но вместо этого плюхаюсь обратно в снег.

– Да знаю я, что такого слова нет, – бормочу я, стараясь не выглядеть совсем уж глупо, силясь встать и снова падая – сила притяжения раз за разом одерживает победу, – но ты и так меня понял.

– Мэгс, иногда человек может поменять свое мнение, как только увидит истинную суть вещей. Единственное, о чем я прошу – не сомневаться в моей искренности.

– Не понимаю, о чем ты.

Он улыбается.

– Мне нужно записать это в виде уравнения?

– Что ты хочешь сказать?

– Позволь мне взять тебя и Джорджа в большое путешествие по Ирландии.

– Я так не могу.

– Нет, можешь, – он говорит это настолько уверенно, что звучит немного пугающе.

– Почему тебя это вообще волнует? – спрашиваю я.

Гнев не отступает, а мысли все еще путаются. Хочется обвить его руками и не отпускать, пока это потрясение не рассеется, и в то же время хочется его оттолкнуть. Чувства внутри меня борются друг с другом, выясняя, какое из них главнее.

– Разве для тебя это что-то значит?

– Мэгс, ты совсем рехнулась?

– Вполне может быть.

– Мне до всего этого есть дело потому, что мне есть дело до тебя.

Время останавливается. Неумолимое время, которое гонит этот зимний вечер навстречу ночи, прекращает свой бег. Сейчас что-то случится, и я почти уверена, что именно.

Подрик наклоняется ко мне, его губы касаются моих. Я много раз пыталась представить, каково это – когда тебя кто-то целует, но в моих мыслях все всегда случалось как-то абстрактно. Никогда не думала, что это произойдет в сугробе у паба.

Мой первый поцелуй.

Кажется, я ожидала этого, хотя и была застигнута врасплох. Я закрыла глаза.

Он притянул меня к себе, и все вокруг как будто перестало существовать.

Это головокружительное чувство, говорящее, что все правильно и происходит так, как должно, не имеет ничего общего со списками и фактами.

– Эгегей! – раздается откуда-то голос, которому вторит целый хор других смеющихся голосов.

– Это же наша Мэгс Девоншир! – выкрикивает девушка.

– И Подрик Кавендер, – доносится ей в ответ.

– Мисс Присси Лейн это явно придется не по вкусу, – продолжает первая. Всеобщее веселье захватывает ребят, и смех перерастает в групповое распевание народной баллады о фермере и доярке. Наконец компания скрывается за углом, уходя прочь по Хай-стрит.

Смущение накатывает на меня удушливой волной. Я, Маргарет Луиза Девоншир, обжимаюсь с кем-то в сугробе. Я подскакиваю, поскальзываюсь и ударяюсь локтем о бордюр с такой силой, что мою руку как будто насквозь пронзает ударом тока, и я вою от боли.

Подрик аккуратно и медленно встает и протягивает руки, чтобы помочь мне подняться. Я смотрю на него в упор, потирая ушибленную руку.

– Мне нужно домой, Подрик. Пожалуйста, не провожай меня.

И я ухожу. А он остается стоять у паба, как я и просила.

Глава 22

Большое путешествие

Наступившее утро принесло с собой медленный, неторопливо-ленивый снегопад; крупные хлопья падают на землю совершенно бесшумно, пушась на подоконниках и оградах. Завтра канун Рождества. Из окна нашей кухни виден кусочек голубого неба, выглядывающий из-под покрывала облаков, и ускользающие отблески снежинок, растворяющихся в прозрачных лучах зимнего солнца. На столе вокруг меня стоят тарелки с остатками завтрака, которые мне предстоит убрать. Мама и папа уехали в город за покупками, а Джордж тихо сидит за кухонным столом и рисует в своем толстенном альбоме, который для меня уже стал