Это «юный друг» заставило Женьку поморщиться, но от комментариев он воздержался, что, по мнению Андрея, делало ему честь.

– Если у этого острова и было когда-нибудь название, в источниках, которые мне удалось найти, оно не упоминается, – начал «юный друг» господина Стрельникова. – Это небольшой островок вулканического происхождения – фактически, как я понял, торчащая над водой верхушка потухшего вулкана с внутренней бухтой, которая когда-то была кратером. Известно, что в сорок первом – сорок втором годах японцы вели там какие-то строительные работы. Один архивный источник, до которого я сумел докопаться в Сети, утверждает, что они намеревались построить базу для немецких подводных лодок, откуда те могли бы совершать рейды вдоль нашего дальневосточного побережья. Как много они построили, точно никто не знает. Достоверно известно, что они возвели укрепления береговых батарей и командный бункер в высшей точке острова. Помните, на карте есть возвышенность «Меч Самурая», а на ней – точка с пометкой «КНП»?

– Командно-наблюдательный пункт, – задумчиво произнес Стрельников. – Звучит логично. Что ж, на худой конец будет хоть какая-то крыша над головой.

– Потом союзники открыли второй фронт, – продолжал Женька Соколкин, – немцам стало не до дальневосточных баз, а японцам – вообще ни до чего. После войны, когда остров вместе со всей Курильской грядой отошел к Советскому Союзу, наши, кажется, планировали использовать японские укрепления как перевалочную базу подводного флота. Но им что-то помешало – я точно не понял что. Что-то связанное с затрудненным судоходством, что ли…

– Да и далековато, – все тем же задумчивым тоном предположил Стрельников. – Край света, место ссылки для бунтарей и разгильдяев. Серьезное дело разгильдяям никто не доверит, а ради несерьезного не стоит и огород городить. Да и флот после войны перевооружался довольно быстро, особенно океанский. А там, где свободно проходила «щука», современному атомному крейсеру не пройти – застрянет, как пробка в бутылке, прямо у японцев под носом.

– А они тут как тут, – подсказал Андрей. – С фотоаппаратами, видеокамерами и жвачкой: здравствуйте пожалуйста!

– Несерьезный вы народ – журналисты, – укоризненно промолвил Стрельников. – Циничный.

– Чья бы корова мычала, – со светской улыбкой огрызнулся Андрей.

Виктор Павлович наградил его долгим молчаливым взглядом – примерно таким же, какого удостоился Слон за ценную информацию о том, кто по морю плавает, а кто ходит. Андрей нашел в себе силы любезно осклабиться в ответ, но в глубине души почувствовал нехороший холодок. Все-таки было в их с Женькой Соколкиным компаньоне что-то жутковатое, от чего мороз подирал по коже. Как будто, собравшись утром побриться, вместо своей заспанной физиономии увидел в зеркале графа Дракулу собственной персоной или просто чужое, незнакомое и не шибко приятное лицо. И, поймав себя на этом ощущении, Андрей Липский уже далеко не впервые подумал, что конец истории, которую он так долго и с таким риском для своей драгоценной персоны распутывал, может ему не понравиться.

– Что-нибудь еще? – отвернувшись наконец от него, спросил Стрельников у Женьки.

– Да, в общем-то, ничего, – вздохнул тот. – Больше ничего конкретного мне выяснить не удалось. По крайней мере, о том, что такое Коробкин Хобот или Канонирский Грот, в обнаруженных мной источниках нет ни слова.

– Двести метров вдоль Коробкиного Хобота, – по памяти процитировал Стрельников. – Да, непонятно. Может, это какая-нибудь тропа или отрог центрального хребта?

– Да нет там никакого центрального хребта! Говорю же, это вулканический кратер. Считайте, каменный бублик.

– Строго на восток через Рыбьи Кости, – припомнил Андрей. – А мы-то, дураки, радовались, когда сумели прочесть карту! Оказывается, прочесть и понять – совсем не одно и то же.

– Как обычно, – с усмешкой свел с ним счеты злопамятный хозяин. – Вам ли, журналисту и блогеру, этого не знать!

Женька Соколкин зевнул – длинно, с подвыванием, неприкрыто демонстрируя свое отношение к затевающейся интеллигентной склоке.

– Пойду прошвырнусь, – сказал он, рывком высвободившись из кожаных объятий чересчур просторного для него кресла. И после подчеркнутой паузы добавил: – Можно?

– Отчего же нельзя, мой друг, – великодушно разрешил Стрельников. – Полагаю, вы не заблудитесь. Ужин подадут через час – здесь, в кают-компании. И что-то мне подсказывает, что вы его не пропустите. Так что льщу себя надеждой вскоре снова вас увидеть.

– Это факт, – направляясь к выходу, через плечо заверил Женька.

– За борт не свались! – спохватившись, предостерег Андрей.

В ответ раздался странный, нечленораздельный, но откровенно насмешливый звук, представлявший собой что-то среднее между фырканьем и хрюканьем. Когда дверь за юным нигилистом закрылась, мягко клацнув латунным язычком защелки, Стрельников неторопливо извлек из коробки тонкую сигару, вооружился золоченой гильотинкой и со стариковской медлительностью приступил к ритуальным манипуляциям с вышепоименованными предметами.

– Полагаю, – не прерывая своего священнодействия, нейтральным тоном произнес он, – уговорить уважаемую Елизавету Степановну отпустить сына в эту поездку в компании полузнакомых мужчин было непросто.

– Боюсь, «непросто» – это не то слово, – с глубоким чувством признался Андрей.

– И вы, несомненно, взяли на себя всю полноту ответственности за сохранность его здоровья и жизни, – тем же тоном предположил Стрельников.

– А что мне оставалось?

Виктор Павлович щелкнул настольной зажигалкой и погрузил кончик сигары в ровный голубовато-оранжевый огонек.

– Мне почему-то кажется, – усиленно работая щеками, чтобы раскочегарить свою канцерогенную соску, не совсем внятно произнес он, – что вы к ней слегка неравнодушны.

– Ну, уж это-то, простите, не ваше дело, – заявил Липский.

– Юпитер сердится – значит, он неправ, – невозмутимо заметил Стрельников. – Позвольте мне вас утешить. Конечно, я находился в отъезде и не мог наблюдать за развитием… э… ваших отношений. Но простая логика подсказывает, что женщина, недавно потерявшая мужа, должна как зеницей ока дорожить единственным сыном. Сами понимаете: надежда, опора, свет в окошке, живое продолжение покойного супруга… ну и так далее. И чтобы отпустить его на край света с посторонним мужчиной… В общем, где-то в глубине души она должна считать этого мужчину не совсем посторонним. Скорее уж совсем не посторонним.

– А может быть, мы просто рассказали ей все как есть, – привычно маскируя смущение цинизмом, предложил свой вариант Андрей, – и алчность оказалась сильнее материнского инстинкта?

– Сомневаюсь, – с прежней невозмутимостью возразил Стрельников. – Я, знаете ли, крайне редко ошибаюсь в людях. Госпожа Соколкина – прекрасная женщина, настоящая, любящая мать, а не та холодная стерва с калькулятором вместо сердца, которую вы только что описали. И вы, Андрей Юрьевич, несмотря на свою профессию, предполагающую по возможности наиболее широкое и свободное распространение информации, не производите впечатления клинического идиота, неспособного понять, с кем и на какие темы можно откровенничать, а с кем – нельзя.