— Удивительно слышать такое от вас.

— Почему? — Я нахмурился.

— Ну, судя по вашим словам, вы согласны со всеми утверждениями этого Вульфа. Да, я вас сегодня увидела в первый раз, но все равно, по-моему, вы не очень воинственны. Вы даже Леонарду не дали сдачи, когда он вас ударил. Почему же тогда Вульф не интересовал вас так, как моего брата?

— Ну, он… Понимаете, если бы вы его видели…

Я не знал, что сказать. По совести, у меня не было ответа на ее вопрос. Я потер глаза и задумался — действительно ли я верил, что Вульф работает на публику, или же я просто злился на него за то, что он так ладит с Уиллом? Неужели я до такой степени пристрастен? Неужели из-за какой-то ревности я осудил достойного, мыслящего человека?

— Понимаете, возможно, что наши взгляды совпадали, — ответил я наконец. — Но мы просто не сошлись характерами. Ну и конечно, он умер, был убит, называйте как хотите. И это не могло не подействовать на вашего брата.

— И с этого все началось?

— Да. Но не забывайте, что все это происходило еще в Англии. А кризис наступил только во Франции. Один случай подтолкнул Уилла к тому, чтобы бросить оружие. Впрочем, сейчас, задним числом, мне кажется, что не стоит все объяснять одним этим случаем. Я уверен, что на решение Уилла повлияли и другие события. Каким-то из них я был свидетелем, многим — нет. Думаю, его решение стало плодом длительного непрестанного напряжения сил. Вы понимаете, что я пытаюсь сказать?

— Отчасти. Только мне кажется, что был какой-то один толчок. Ну, чтобы превратить Уилла в яростного противника войны. Вы упомянули некий инцидент…

— Да, он произошел, когда мы захватили немецкий окоп. Мэриан, это очень неприятная история. Я вовсе не уверен, что вы жаждете ее услышать.

— Расскажите, пожалуйста, — попросила она, заглядывая мне в лицо. — Может быть, она многое объяснит.

— Понимаете, нас было четверо, — начал я. Мне страшно не хотелось рассказывать. — Мы захватили в плен мальчика-немца, он один остался в живых из всего подразделения.

Я поведал ей про Милтона и Эттлинга и про то, как Уилл нашел мальчика и привел его к нам. Я ничего не скрыл — ни решимости Уилла отправить мальчика в генштаб как военнопленного, ни того, что мальчик обмочился и Милтон из-за этого слетел с катушек.

— Простите, этот рассказ не для дамских ушей, — извинился я, закончив. — Но вы хотели узнать все как есть.

Она кивнула и отвернулась, расстроенная.

— Как вы думаете, он винил себя?

— За смерть мальчика?

— За убийство мальчика, — поправила она.

— Думаю, все сложнее. Уиллу не в чем было себя упрекнуть. Он не стрелял в мальчика. Наоборот, он сделал все, чтобы спасти его. Я думаю, ему просто была ненавистна сама идея, сама эта кровавая жестокость. Если честно, ему хотелось вышибить Милтону мозги. Он мне признался.

— Но ведь это он нашел мальчика, — не сдавалась она. — Захватил его в плен. Если бы он этого не сделал, ничего бы не случилось.

— Да, но он не мог ожидать таких последствий.

— Я думаю, он винил себя, — уверенно сказала она.

Меня это задело — в конце концов, она там не была и не видела, как все происходило на самом деле. Не видела лица Уилла в момент, когда мозги мальчика брызнули на гимнастерку Эттлинга. Мэриан могла судить о происшедшем лишь по моему обрывочному рассказу.

— Да, наверняка так оно и было, — добавила она.

— Нет, Мэриан, дело не в этом, — упорствовал я. — Невозможно все объяснить одним случаем. Это будет чрезмерное упрощение.

— А вы, Тристан? — Она повернулась ко мне и заговорила агрессивней: — Вас разве не расстроило это происшествие?

— Еще как расстроило. Руки чесались взять камень и проломить Милтону башку. Любой нормальный человек на моем месте чувствовал бы то же самое. Мальчик был перепуган до смерти. Свои последние минуты он прожил в состоянии чистого ужаса. Нужно быть садистом, чтобы от такого получать удовольствие. Но понимаете, Мэриан, мы все были напуганы до смерти. Все до единого. Мы были на войне, понимаете?

— Но все равно вы не присоединились к Уиллу. Вы не возненавидели войну, как он. Вы не бросили винтовку. И продолжали воевать.

Я поколебался.

— Наверное, вы правы. Дело в том, что история с мальчиком не подействовала на меня так сильно, как на вашего брата. Бог весть, как это меня характеризует — значит ли, что я черствый человек, или негуманный, или неспособный на сострадание. Да, я чувствовал, что убийство мальчика несправедливо и ничем не обосновано, но, с другой стороны, там подобное творилось ежедневно. Мне постоянно приходилось смотреть, как люди умирают, притом самой ужасной смертью. Я каждый день и каждую ночь рисковал получить пулю снайпера. Это звучит ужасно, но я позволил себе привыкнуть к беспричинным зверствам. Боже мой, если бы я к ним не привык, я бы никогда не смог… — Я оборвал сам себя и остановился посреди улицы, в ужасе от слов, которые чуть было не произнес.

— Вы бы никогда не смогли… что?

— Ну… продолжать воевать, наверное, — попытался вывернуться я, и она взглянула на меня, прищурившись, словно подозревая, что я совсем не то хотел сказать. Но почему-то допытываться не стала. — Где мы вообще? — спросил я, озираясь. Мы были уже не в центре города, но двигались обратно к Тумлэнду и собору, к местам, с которых начался мой день. — Может, нам пора повернуть?

— Помните, я чуть раньше предупредила, что кое о чем вас попрошу? — тихо произнесла она.

— Да, — ответил я. Она это в самом деле сказала, когда мы выходили из кафе, но я тогда не обратил внимания. — Я за этим и приехал. Если я могу хоть что-то сделать, чтобы вам стало немного легче…

— Я не о себе думаю. О своих родителях.

— Родителях? — переспросил я и, оглядевшись, понял, к чему она клонит. — Вы случайно не здесь где-то живете?

— Дом священника при соборе — прямо вон там. — Она кивнула на поворот в конце улицы, где небольшой проулок кончался тупиком. — В этом доме я выросла. И Уилл тоже. И в нем до сих пор живут мои родители.

Я остановился, словно врезавшись на полном ходу в кирпичную стену. «Моя дочь кое-что организовала», — слова ее отца сегодня утром у могилы медсестры Кэйвелл.

— Простите меня, — я покачал головой, — я не могу.

— Но вы еще даже не знаете, о чем я.

— Вы хотите, чтобы я встретился с вашими родителями. И рассказал им о том, что случилось. Простите, Мэриан. Нет. Это совершенно исключено.

Она уставилась на меня, растерянно сморщив лоб.

— Почему? Вы ведь говорите об этом со мной, так почему не с ними?

— Это совсем другое, — ответил я, хотя и не мог бы сказать, в чем разница. — Вы его сестра. Ваша мать носила его под сердцем. Ваш отец… нет, простите меня, Мэриан. У меня просто не хватит сил. Пожалуйста, уведите меня отсюда. Отпустите меня, я уеду домой. Прошу вас.