— Вы были так добры, так смелы и благородны!

Прежде чем он смог догадаться о её намерении, она поднеслаего руки к губам и поцеловала их, а когда Блад, протестуя, отнял руки, девушкаулыбнулась ему.

— Как же я могу не целовать эти руки? Разве не они спаслижизнь моему Хорхито? Разве не они исцелили его рану? Всю мою жизнь я будублагодарна им!

Однако капитан Блад в этом сомневался. Хорхито не вызывал унего особой симпатии. Его низкий покатый лоб и толстые чувственные губы невнушали доверия, хотя в целом его лицу была присуща своеобразная грубаякрасота. Особенно обращали на себя внимание чётко очерченный нос, широкие скулыи мощная челюсть. На вид ему было лет тридцать пять.

Его светлые, глубоко посаженные глаза устремились в сторонупод испытующим взглядом Блада, и он пробормотал запоздалые изъявленияблагодарности, необходимость которых была подсказана ему страстным порывомдевушки.

— Я ваш неоплатный должник, сэр. Хотя в этом, будь проклятамоя кровь, для меня нет ничего нового.

Сколько я себя помню, я был у кого-нибудь в долгу. Но этодолг особого рода. Если бы вы выпустили кишки тому типу, который смылсяневредимым, то я бы в тысячу раз сильнее был вам благодарен. Мир бы прекраснообошёлся и без дона Серафино де Сотомайор, разрази его гром!

— Senor Jesus! No dias eso, querido![129] — воскликнуламаленькая идальга. Чтобы смягчить свей протест, она погладила его по щеке. —Нет, нет, Хорхито! Если бы такое случилось, моя совесть никогда не была быспокойна. Если бы пролилась кровь моего брата, это убило бы меня!

— А моя кровь! Он со своими разбойниками пролил еёдостаточное количество, чтобы быть довольным! Или этот проклятый головорезнадеялся выцедить её всю?

— Querido[130], — успокаивала его девушка. — Ведь этоделалось, чтобы защитить меня. Он считал, что это его долг. Я никогда непростила бы ему, если бы он убил тебя. Ты знаешь, Хорхито, что это разбило бымоё сердце. И всё же я могу понять Серафино. Давай же поблагодарим Бога и этогоотважного сеньора за то, что не случилось худшего.

В каюту вошёл Тим, высокий, краснолицый шкипер, чтобыузнать, как себя чувствует мистер Ферфакс, и доложить, что «Цапля» взяла курс ибыстро движется вперёд, подгоняемая лёгким южным бризом, оставив Ла-Ача нарасстоянии шести миль за кормой.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, сэр. Для джентльмена,который прибыл с вами на борт, мы уже подыскали помещение. В маленькой каюте яподвешу ему койку. Пойди, займись этим, Алькатрас, — приказал он негру. —Vamos![131]

Ферфакс откинулся назад, полузакрыв глаза.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — повторил он, кривоулыбнувшись, и Бладу почудилась в его голосе скрытая насмешка. Казалось, что,очутившись на койке и перевязав рану, он снова обрёл силу тела и духа.

— Твои драгоценности в безопасности, дорогая? — спросил он,накрыв своей ладонью руку девушки.

— Драгоценности? — Затаив дыхание, она задумчивонахмурилась. Внезапно на её лице мелькнул страх, она вскочила на ноги и прижаларуки к сердцу: — Драгоценности!

Ферфакс резко обернулся, глядя на её внезапно побледневшеелицо и расширившиеся глаза.

— Что такое? — ворчливо осведомился он. — С ними всё впорядке?

Губы девушки дрогнули.

— Valda me Dios![132] Наверно, я уронила шкатулку, когдаСерафино догнал нас.

Последовала затяжная пауза, которую Блад расценил какзатишье перед бурей.

— Ты уронила шкатулку! — произнёс Ферфакс, и в его тонепослышалось зловещее спокойствие. Он остолбенело уставился на девушку, челюстьу него внезапно отвисла, в светлых глазах вспыхнуло пламя. — Ты уронилашкатулку? — переспросил он резким надтреснутым голосом. — Будь проклята моякровь! Это невероятно! Ад и дьявол! Ты не могла уронить её!

Его внезапное бешенство потрясло девушку, которая смотрелана него испуганным взглядом.

— Ты сердишься, Хорхито, — запинаясь, проговорила она. — Ноты не прав. Посуди сам, я была в ужасе, ведь тебе грозила страшная опасность.Что для меня в тот момент значили драгоценности? Разве я могла о них думать? Яи не обратила внимания, когда шкатулка упала, ведь тебя ранили, и ты могумереть. Понимаешь, Хорхито? Конечно, их жаль, но ведь теперь мы вместе. Бог сними!

Нежная рука девушки снова обвилась вокруг его шеи. НоФерфакс в бешенстве оттолкнул её.

— Бог с ними?!? — взревел он. — Провалиться мне на этомместе! Ты же выкинула тридцать тысяч дукатов собаке под хвост и утверждаешь,что это не имеет значения! Кровь и гром, девочка! Что же тогда имеет значение?

Блад решил, что пришло время вмешаться. Мягко, но решительноон вновь уложил раненого на подушки.

— Успокоитесь ли вы наконец или будете продолжать орать, какнедорезанный телёнок? Неужели вы ещё недостаточно потеряли крови?

Но Ферфакс отчаянно отбивался.

— Чёрт побери мою душу! Вы мелете вздор! Как я могууспокоиться, когда эта дурочка…

Но девушка прервала его. Она гордо выпрямилась, её глаза,казалось, ещё сильнее почернели. Утраченное спокойствие вернулось к ней.

— Почему это тебя так беспокоит, Джордж? Пожалуйста, незабывай, что это были мои драгоценности, и если я их потеряла, то это моё дело.Я считаю, что в этот вечер, когда я приобрела так много, это не следует считатьбольшой потерей. А может быть, я ошибаюсь, Джордж? Может быть, этидрагоценности значат для тебя больше, чем я?

Столь откровенный вызов привёл Ферфакса в чувство. Он быстропошёл на попятный, разразившись внезапным хохотом, показавшимся Бладу предельнонеискренним.

— Чёрт возьми! Ты сердишься на меня, Исабелита? Чтоподелаешь — таков уж мой характер. Вспыхиваю, как порох. А потеря тридцатитысяч дукатов может вывести из себя. Ну ладно, пропади они пропадом! — И онпротянул руку. — Поцелуй меня и прости, Исабелита. Скоро я куплю тебе вседрагоценности, какие ты захочешь.

— Мне не нужно драгоценностей, Джордж. — Девушка ещё не доконца смягчилась, так как малоприятные подозрения, пробудившиеся в ней, неутихли. Однако она подошла к нему и позволила взять себя за руку. — Никогда несердись на меня больше, Хорхито. Если бы я так не любила тебя, то меня бысильнее беспокоила эта шкатулка.