Архиепископ сделал паузу, покуда дон Руис стоял, опустив головуот стыда и ожидая роковой фразы, которая неминуемо должна была последовать.

— Вы сегодня же сложите с себя обязанности губернатора подлюбым предлогом, который вы сочтёте подходящим, и вернётесь в Испанию с первымже кораблём. Тогда, если вы снова не возвратитесь в Новый Свет и не поступитена государственную службу в Испании, я сохраню в тайне ваш поступок. Большего ясделать не в силах, и да простит меня Бог, если я сделал слишком много.

Несмотря на всю суровость этих слов, дон Руис выслушал ихпочти с облегчением, так как он не ожидал столь дёшево отделаться.

— Пусть будет так, ваше преосвященство, — пробормотал он,подняв голову и встретив сочувственный взгляд кардинала. — Но если вашепреосвященство не высадится на берег…

— Не беспокойтесь обо мне. Я уже говорил с капитаном Бладомо такой возможности, и теперь, когда я принял решение, он доставит меня вСан-Доминго. Когда моя миссия там будет выполнена, я вернусь сюда, а к томувремени вы уже покинете Гавану.

Таким образом, дон Руис был даже лишён возможности отомститьэтому проклятому морскому разбойнику, навсегда погубившему его карьеру. И всёже он предпринял последнюю отчаянную попытку отвратить хотя бы это несчастье.

— Неужели вы доверитесь этим пиратам, которые уже?.. — Вэтом мире, сын мой, — прервал его кардинал, — увы, можно доверять тольконебесам. А этот корсар, несмотря на все его пороки, сын истинной церкви, и ондоказал, что на его слово можно полагаться. Конечно, в этом есть риск, нопостарайтесь доказать своим будущим поведением, что я иду на него не безоснований. Теперь отправляйтесь с Богом, дон Руис. Больше мне незачем васзадерживать.

Генерал-губернатор опустился на колени, чтобы поцеловатьруку кардинала и попросить его благословения. Примас Новой Испании протянулправую руку над его склонённой головой и осенил его крестом.

— Benedictus sis. Pax Domini sit sempre tecum[117]. Можетбыть, свет небесный укажет вам лучшую дорогу в будущем. Идите, и да хранит васБог.

Однако, несмотря на смиренную позу генерал-губернатора, быловесьма сомнительно, что он уезжал полный раскаяния. Спотыкаясь, как слепой,отрывисто кивнув алькальду и приглашая следовать за собой, не обменявшись ни скем ни единым словом или взглядом, он спустился в ожидавшую его барку.

Покуда дон Руис и алькальд, взбешённые донельзя, изощрялисьв сквернословии, проклиная этого идиота архиепископа, сующего нос в чужие дела,«Арабелла» подняла якорь. Проплыв под всеми парусами мимо мощных фортов, онавышла из гаванской бухты, не опасаясь нападения благодаря расхаживающей покорме величавой фигуре, облачённой в пурпур.

Когда две недели спустя огромный галеон «Санта-Вероника»вошёл в бухту Гаваны, украшенный флагами и салютуя из всех орудий, там уже небыло генерал-губернатора, чтобы встретить прибывшего примаса Новой Испании.Этого низенького толстого и вспыльчивого прелата окончательно вывело из себято, что к его визиту не было сделано соответствующих приготовлений, аподнявшийся на борт корабля ошеломлённый алькальд едва не обвинил его всамозванстве.

В эти же дни на борту «Арабеллы» Ибервиль, освобождённый отсвоего алого одеяния, которое, подобно монашеским сутанам, было поспешноприобретено в Сен-Круа, хвастливо повторял, какого великолепного священникапотерял мир, когда он вздумал стать корсаром. Капитан Блад утверждал, что мир вэтот момент потерял и не менее великого комедианта. И в этом вопросе боцманСнелл, которого природа так удачно наградила тонзурой для исполнения роли фреяДоминго, будучи еретиком, полностью соглашался с капитаном Бладом.

Весть была принесена на Тортугу метисом, служившим матросомна французском бриге.[118] во время экспедиции, в которой несчастный ДжеймсШерартон распростился с жизнью. Эта скверная история лишь косвенно связана снашим рассказом, поэтому мы сообщим о ней только вкратце. Шерартон и группаанглийских ловцов жемчуга занимались своим делом на одном из рифов Эспада околобухты Маракайбо [119]. Они уже собрали обильный урожай, когда на них напалиспанский фрегат, команда которого, не довольствуясь захватом их шлюпа[120] ижемчуга, безжалостно предала их мечу. Эти двенадцать честных славных людей ненарушили никаких законов, кроме одного, выдуманного испанцами, согласнокоторому ни одна другая нация не имеет права пользоваться водами Нового Света.

Капитан Блад сидел в кайонской таверне «У французскогокороля», когда метис со всеми жуткими подробностями рассказывал историю этогозлодеяния.

— Испанцы заплатят за это, — сказал Блад и добавил, так какего чувство справедливости носило поэтический характер, — и заплатят жемчугом.

Кроме этой фразы Блад ничем не намекнул на намерение,внезапно созревшее в его мозгу. Однако осенившее его вдохновение имело своипричины.

Упоминание о ловцах жемчуга оказалось достаточным, чтобынапомнить ему о Рио-де-ла-Ача[121], наиболее продуктивном месте добычи жемчугаво всём Карибском море, сокровища которого изрядно обогатили казну короляФилиппа.

Конечно, мысль об этом рейде не в первый раз приходила ему вголову, но трудности и опасности, с которыми было сопряжено подобноепредприятие, до сих пор вынуждали капитана Блада откладывать его и заниматьсяболее лёгкими задачами. Однако никогда ещё эти опасности и трудности не былитак серьёзны, как теперь, когда эта задача казалась ниспосланной ему праведнымгневом Немезиды[122]. Блад не закрывал на это глаза. Он знал, как бдителениспанский адмирал маркиз Риконете, курсирующий со своей мощной эскадрой вдольберегов Мэйна. Капитан Блад так ловко провёл его во время приключения вСан-Доминго, что адмирал не осмеливался показаться в Испании до тех пор, покане смоет свой позор. О его жажде мести можно было судить по объявлению, вкотором маркиз извещал, что заплатит огромную сумму в пятьдесят тысяч закапитана Блада, живого или мёртвого, или за сведения, которые помогут захватитьего.