— Слава богу, — сказала Ева сквозь зубы.

Уже второй раз Ева приводила его в смятение. Он ожидал с ее стороны возражений, потока слов о том, что он обязан, будучи порядочным человеком, жениться на обесчещенной девушке. Это был старый трюк, самый старый и самый мощный в арсенале войны, которая ведется между ищущими мужа девицами и свободолюбивыми мужчинами.

Но Ева не воспользовалась им.

— Слава богу? — повторил Рено в недоумении.

— Что тут непонятного? — резко спросила Ева. — Слава богу, что я полностью расплатилась за проигрыш и что ты не будешь больше делать это снова, потому что…

— Что ты такое городишь? — перебил он Еву.

— …теперь я знаю, почему женщины расплачиваются за это.

Яростные слова Евы повисли в напряженной тишине надолго, прежде чем Рено решился ответить.

— Тебе это понравилось, и ты это знаешь, — произнес Рено низким, напряженным голосом. — Я не изнасиловал тебя!

— Ты не изнасиловал меня. Но мне это не понравилось!

— Тогда почему же ты просила об этом? — возразил он.

Унижение и гнев сделали щеки Евы пунцовыми. Ее губы дрожали, но в голосе и во взгляде чувствовалась твердость.

— Птенцу тоже нравится летать. Но придет миг, и он упадет и разобьет свою глупую голову о землю.

Некоторое время Рено молчал. Затем он засмеялся: конечно, он остался в дураках. Он собирался взять девушку из салуна, а вместо этого обесчестил девственницу.

— Летать, говоришь? — спросил он грудным голосом.

Ева осторожно посмотрела на него, не доверяя бархатистым нотам в его голосе. Она попыталась исподволь освободиться от его рук. Он сжал ее пальцы, давая ей понять, что надежно держит ее.

— Нравится летать, — произнесла она лаконично. — Но придется падать. Большая разница, громила с ружьем.

— Только первый раз. В следующий раз ты приземлишься на ноги, как все кошки, к которым ты относишься.

— Следующего раза не будет.

— Ты отступаешь от своего слова? — ровным тоном заметил Рено.

Улыбка Евы была холоднее зимы.

— Мне не придется, — сказала она. — Ты можешь пытаться расшевелить меня, но скорее огонь замерзнет и превратится в лед. Будь уверен: я никогда не пожелаю вновь испытать боль и увидеть кровь.

— Так бывает только в первый раз. И потом, если бы я знал, что ты девственна, я бы…

— Я тебе говорила, что не позволяла ни одному мужчине лезть мне под юбку, разве нет? — перебила она Рено. — Но ты мне не верил. Ты считал меня шлюхой. Надеюсь, ты хотя бы теперь видишь, что это не так.

И вдруг ее поразила горькая мысль.

— Я не была шлюхой, — поправилась она. — А сейчас я ею стала.

Рено почувствовал гнев.

— Я не делал тебя шлюхой, — проговорил он, чеканя каждое слово.

— Разве? А как же это случается? Первый раз — это ошибка, а шлюхой становятся во второй раз? Или в третий? А может быть, в четвертый?

— Черт побери! Какой-то кошмар!

— Сколько раз потребуется девушке согрешить, чтобы она волшебным образом превратилась в шлюху? Скажи мне, громила с ружьем! Я не хочу перешагнуть этот положенный богом рубеж!

— Чего ты хочешь от меня? — вскричал он в ярости. — Чтобы я женился на тебе? Тебя это устроит?

— Нет!

— Что?! — переспросил Рено, не уверенный в том, что не ослышался.

— Ничто не исправит положения, кроме любви, — сказала Ева с горечью, — а дождаться любви от такого человека, как ты, все равно, что найти корабли из камня, сухой дождь и свет, который не порождает теней.

Услышав собственные слова, произнесенные Евой столь саркастически, он понял, что причинил ей боль не только тем, что лишил ее невинности.

— Ты думала, что любишь меня… — произнес Рено ошеломленно.

Ева побледнела.

— Какое это имеет значение!

— Имеет, черт побери! Ты ответила мне страстью, потому что ты настоящая женщина, а не потому, что голова твоя напичкана девичьим вздором о любви.

Резким движением Ева освободилась от тисков Рено. Она запахнула плотнее рубашку и отчужденно посмотрела на него желтыми глазами.

Рено подумал, что ему следовало бы быть более тактичным в своих высказываниях о любви. Намного более тактичным.

Ева была невинной, а невинность верит в любовь.

— Ева…

— Застегни штаны, громила с ружьем. Мне надоело смотреть на свою кровь на тебе и вспоминать о том, какой я была дурой.

Хотя Ева и не оглядывалась, она знала, что Рено идет за ней к источнику. Она чувствовала его на всем протяжении пути.

Она поколебалась, прежде чем снять рубашку: белье из легкой, прозрачной материи представляло собой весьма слабую защиту от взгляда Рено.

«Пожалуй, поздновато демонстрировать девственную стыдливость, — с иронией подумала Ева. — Это все равно, что запирать двери конюшни, когда лошадь давно убежала».

Быстрым, резким движением Ева сняла рубашку и отбросила ее в сторону.

У Рено перехватило дыхание, он невольно ахнул, увидев свежее алое пятно на панталонах Евы, которое до того было скрыто длинными полами позаимствованной у него рубашки.

— Ева, — сказал он огорченно, — поверь, я не хотел причинять тебе боль.

Она ничего не ответила. Не взглянула на него даже через плечо.

Рено подошел сзади к Еве и положил руки на плечи.

— Или ты считаешь меня таким чудовищем, которое получает удовольствие, причиняя боль женщине? — серьезно спросил он.

Ева хотела солгать, но подумала, что это не нужно. Рено был неумолим, только когда дело касалось правды и девушки из салуна.

— Нет, — односложно бросила она.

Ева ощутила теплое дыхание на затылке. На руках у нее выступила гусиная кожа.

Предательская реакция тела рассердила ее.

— Слава богу, хоть так, — пробормотал Рено.

— Бог не имеет отношения к этому, громила с ружьем. Скорее, дьявол.

— Ты просила меня об этом сама!

— Очень любезно с твоей стороны напоминать мне. Больше это не повторится.

Рено чувствовал, как напряжено было ее тело. Он проклинал свою болтливость и дикий гнев, когда Ева сказала, что не получила удовольствия от него как от любовника.

— Это повторится, — возразил он, — но это будет не по ошибке. Тебе это понравится. Я уверен в этом.

— Некий громила обещал мне однажды, что мне это страшно понравится и что я буду кричать от удовольствия, — Ева насмешливо пожала плечами. — Он был наполовину прав. Я кричала.