за головой, выглядывали из-за чемодана. Телль подумал, что сосед накупил их специально в дорогу, но под боком у него оказались "Нацправда" и "Нацтруд" аж трехдневной давности.

Телль огляделся. Сесть было негде. Все нижние полки вокруг оказались заняты отдыхающими пассажирами. К себе наверх лезть было рановато. Телль, поставив туда сумку с едой, а рюкзак положив еще выше, на полку для матрасов, вернулся к сыну. Одна из нижних полок там была не застелена. Девушка, занимавшая ее, сидела у столика, поджав ноги и погрузившись в книгу. Взглянув на книгу, Телль подумал, что стоило, наверное, сыну в дорогу тоже взять почитать.

Но пока Ханнес был поглощен видами за окном. Поезд, спотыкаясь, бежал мимо серых заборов с дымящими за ними трубами, мимо клумбы с выложенной из цветов надписью "Слава труду", мимо серых коробок домов с черными окнами. Вот он проехал по мосту, под который вниз медленно уходила вереница грузовиков. Вот мелькнуло трамвайное кольцо с остановившимися на перерыв вагонами.

— Папа это наш город? — повернулся сын к Теллю. — Большой какой!

Заборы, улицы, здания за окном вдруг сменились полем, которое от поезда отделяла высохшая полоса дороги.

— Билеты ваши, — подошел к Теллю с Ханнесом проводник.

Телль протянул ему билеты.

— Постель брать будете? — спросил проводник, пряча билеты в свою папку.

— Постель? — переспросил Телль.

— На матрасах без простыни лежать нельзя. Подушкой без наволочки тоже нельзя пользоваться, — объяснил проводник и обратился к старушке. — А ты опять на голой полке будешь спать?

Старушка подняла на него глаза.

— Мне ночью выходить, — спешно ответила она.

— Ты и вчера вечером так говорила, а едешь до сих пор, — проводник чуть наклонился к ней, облокотившись на полку, где предстояло спать Ханнесу. — Что у тебя в билете? Тебе до самого конца ехать, а ты все выходить собираешься.

Не тратя больше времени на старушку, он повернулся к Теллю.

— Так. Билеты, постель… — говорил проводник себе, показывая в сторону Телля пальцем. — Чай… Чай желаете?

Телль покачал головой.

— Пока нет.

— Мне кипяточку можно, внучек? — вытащив из-под стола кружку, старушка протянула ее проводнику.

— Бабуся, — не оборачиваясь к ней, нехотя начал тот. — Я не разношу воду. Я разношу чай. А воду ты сама можешь пойти и налить себе.

Проводник ушел. Ханнес, все это время не отрывавший взгляда от окна, посмотрел на отца и глазами спросил: "что это было?"

— Билеты проверили, предложили чай, — неслышно ответил Телль. — Ты есть не хочешь?

Отказавшись, Ханнес повернулся к окну. Там пустые, унылые поля сменялись растерявшими листья, застывшими от холода деревьями. Иногда мимо проплывали маленькие домики с трубой на крыше, откуда лениво поднимался к серому небу дымок, здания станций с большими буквами названий и неизменными часами, торчащими из стены.

Старушка достала из мешочка еду. Она жевала быстро, стуча челюстями так, что читавшая девушка, оторвавшись от книги, с любопытством глядела на нее. Поев, старушка высыпала в ладонь крошки из мешочка, отправила их в рот и вытерла крючковатыми пальцами края губ. Потом она схватилась за свою кружку на столе.

— Внучек, внучек! Принеси бабушке кипяточку! — сказала старушка сидевшему напротив мальчику, все время глядевшему в окно.

Ханнес краем глаза заметил двигающуюся к нему кружку. Как он понял, бабушка что-то говорила именно ему, но разобрать ее слов Ханнес не мог. Ему казалось, что она просто открывала и закрывала рот.

Ханнес с недоумением взглянул на отца. Тот улыбнулся в ответ — значит, все было в порядке.

— Я принесу, — сказал Телль.

Взяв старушечью кружку, он, пошатываясь, пошел за кипятком.

Когда Телль последний раз ездил на поезде, вагоны были зеленого цвета, а полки в них — синего. Теперь вагоны были серые с красной полосой, а полки — коричневые и мягкие. Но водонагреватель возле купе проводника стоял такой же, как раньше. Телль запомнил его как самое теплое место в вагоне, где еще можно было бесплатно достать попить.

Пока он набирал воду, из своего купе вышел проводник. Взглянув на кружку в руках Телля, он ухмыльнулся.

— Ты со вчерашнего дня уже третий, кто сюда подходит с этой кружкой.

— Понятно, — ответил Телль.

Обратно он шел медленно, стараясь не расплескать кипяток, не отводя глаз от болтающейся в кружке воды.

— Такой большой, а папа за тебя ходит… — услышал Телль.

Оторвавшись от кружки, он увидел повернувшегося к нему с ожиданием сына. Ханнес показал отцу глазами в сторону старушки и чуть пожал плечами.

— Ай-яй-яй, — вцепившись в Ханнеса взглядом, укоризненно качала та головой.

Вспомнив ожог Фины, Телль быстро подошел к столику.

— Если мальчик, — поставив кружку перед старушкой, он кивнул на сына, — расплескает кипяток и обожжется, то вы с ним поедете в больницу?

— Зачем больница? Не облился он, — не моргнула глазом старушка.

Телль подумал про пожилого мужчину с палочкой, когда-то попросившего его помочь выбрать крупу в магазине. Эта бабка ведь старше того мужчины. Но его уже, может, нет в живых, а у нее даже сил на поезде ездить хватает. Да она и самого Телля переживет! Не просто так она разъезжает. Наверняка спасается, наверняка за ней приходили. Напобирается в одном городе, сядет в поезд, поедет в другой. Хотя… Где она разрешение возьмет на выезд? Кто ей билеты продаст?

— Куда вы едете, интересно? — размышляя, спросил старушку Телль.

— Тебе-то зачем, сынок, это знать? — как-то бодро ответила та. — К сестре еду. Детей ее проведать.

Поднявшись, Телль показал Ханнесу на место, с которого встал.

— Подожди меня здесь, — неслышно попросил он и пошел за постелью.

Проводник как раз заканчивал пить чай.

— Ну что там бабка? — весело встретил он Телля.

— Да ничего, — пожал тот плечами.

— Два комплекта, — протянув Теллю постельное белье, проводник показал в сторону, где сидела старушка. — Она вон на тебя смотрит.

Телль обернулся. Бабка даже ноги выставила в проход, чтобы ей было удобнее наблюдать за ним.

Постелив у себя полке, Телль позвалХаннеса. Он решил положить его на свое место, а сам — устроиться над старушкой. "Здесь тебе теплее будет", — объяснил он сыну, когда тот забрался к нему наверх. Но поменяться местами не разрешил проводник.

— Пассажиры должны занимать места, согласно указанным в билете. У тебя это место, у малого твоего — то. Что я могу поделать?

— Ладно. Ляжешь над бабкой, — сказал Телль сыну.

— Я так и не понял, что она мне говорила, — шепнул Ханнес.

— Ничего важного. Сейчас надо поесть.

Телль достал сумку с едой.

— Почему ты говоришь бабушке "вы", а проводник — "ты"? — неожиданно спросил сын.

— Ты следил что ль? — удивленно взглянул на него Телль.