— Твою несравненную подружку. Она же совершенно не в твоем вкусе!

— Ты прав.

Теперь улыбка Грегори стала торжествующей. Он наконец-то получил подтверждение тому, о чем догадывался с самого начала.

— Честно говоря, старина, зная тебя так же хорошо, как себя, я бы скорее предположил, что ты неравнодушен к Кассандре! — Несмотря на досадные обстоятельства своего возвращения в «Каса де суэньос», Грегори не мог не увлечься небольшой драмой, разворачивавшейся у него на глазах.

Антонио смерил его взглядом.

— С чего это ты стал интересоваться моей личной жизнью? — наконец спросил он, правда, без тени упрека.

— Да потому, что я младше тебя всего на семь с половиной минут! И являюсь твоим вторым «я»! — поддразнил Грегори. Уж если кто-то из братьев и мог прослыть сердцеедом, то скорее Грегори, чем Антонио. — Потому что я давно не видел, как ты улыбаешься по-настоящему! — серьезно добавил он, потрепав Антонио по плечу.

Братья переглянулись, и оба подумали об одной и той же женщине — жене Антонио. Антонио отвернулся.

— Ложись-ка ты спать. Наверное, вымотался за день. — Антонио направился к дверям, прихватив с собой свечу. — Да, кстати. Мы с Кассандрой друзья, но и только!

Грегори кивнул. Его брат по-прежнему избегал разговоров о Маргарите. Но по крайней мере снова стал проявлять интерес к женщинам.

— Интересно, — игриво заметил Грегори. — Стало быть, они сестры? Хм-м-м…

— Спокойной ночи, — отчеканил Антонио и захлопнул дверь у него перед носом.

Грегори расхохотался и с размаху швырнул на кровать пиджак. Хорошо, что Альфонсо не забыл принести из машины его несессер! Однако через минуту Грегори снова стал серьезен. И как его угораздило снова явиться в этот дом? Он не был здесь с тех пор, как умер отец!

Вся радость от встречи с родными растаяла без следа. Он терпеть не может «Каса де суэньос» — пожалуй, даже сильнее, чем сам Антонио…

До сих пор Грегори до самых мельчайших подробностей помнил, как тридцать пять лет назад прятался в мамином гардеробе от… чего? Или кого?

Его психоаналитик твердит, что детская фантазия не имеет пределов и что дети всегда заводят себе воображаемых товарищей для игр. И напрасно Грегори пытался втолковать этому типу, что он воображал вовсе не товарища для игр, что это был настоящий демон! Демон в облике красивой женщины, всякий раз застававший его врасплох и повергавший в паническое бегство!

Грегори застыл, не успев снять рубашку. Не послышались ли ему шаги в коридоре?!

Нет, показалось. В конце концов, он больше не затравленный малыш, а взрослый мужчина, глава солидных финансовых корпораций, у него есть прекрасный дом в Мадриде и еще один в Марбелье, на Коста-дель-Соль. И психоаналитик недаром получает от него денежки и говорит правду: Грегори выдумал эту даму, хотя она и не была его товарищем для игр. Кстати, он до сих пор не помнит, почему так пугался одного ее вида!

И все же ему было не по себе. Наверное, он продолжает ненавидеть этот дом по привычке. Так, что ему даже трудно дышать. А красоту этой ясной звездной ночи портит то, что они внезапно оказались и без света, и без телефона — как будто их отбросило на тысячи лет назад в какую-то варварскую эпоху.

В мозгу громоздились какие-то сумбурные, кровавые картины. Почему-то представлялась окровавленная, растерзанная Маргарита. И отец, изувеченный колесами грузовика на улице Педрасы.

Чушь какая-то! Ведь он не видел, как умерли его невестка и отец!

И тут перед ним всплыло женское лицо. Грегори судорожно пытался бороться с навязчивым видением, но призрак не желал исчезать, хотя выглядел не таким живым, каким казался в детстве.

Кто-то заскребся в дверь. Грегори замер.

И тогда услышал снова: кто-то провел ногтями по его двери.

Это она! В один миг взрослый мужчина снова превратился в испуганного, растерянного четырехлетнего малыша.

Касс и Алиса, нагруженные одеялами и подушками, шли в библиотеку — и вдруг застыли посреди коридора. Потому что с другой стороны туда же направлялся Антонио. На руках у него лежал спящий Эдуардо, закутанный в одеяло.

Оказывается, перед этим Антонио так осветил библиотеку свечами, что даже в коридоре Касс заметила смятение у него на лице. Только потом до нее дошло, что он не видит, кто стоит перед ним, и вышла в полосу света.

— Что вы тут делаете? — машинально спросила Касс.

— Я мог бы задать вам тот же вопрос! — улыбнулся Антонио.

— Мы решили здесь переночевать.

— А я хочу еще кое-что почитать.

Касс вопросительно кивнула на Эдуардо. Неужели ему тоже не захотелось оставлять ребенка без присмотра? Антонио помрачнел.

— Я решил не оставлять его наверху, хотя мой брат спит в соседней комнате.

Они переглянулись, придя к молчаливому согласию. Однако Касс тут же захотелось объясниться с ним начистоту, и чем скорее, тем лучше. Детей устроили на диване возле рабочего стола Антонио.

— Ну как? — спросила Касс у Алисы, чмокнув племянницу в щечку. Эдуардо сонно хлопал глазами рядом с ней.

— Намного лучше. — Девочка засыпала на ходу.

Касс выпрямилась и обнаружила, что Антонио следит за ними — то есть за ней — каким-то странным взглядом.

Она замерла. Как-то сразу подумалось о том, что сейчас глубокая ночь, а они остались наедине в этой комнате. Почему-то двое спящих детей не шли при этом в расчет. Ее сердце учащенно забилось. «Это опасно!» — подумала Касс. Вовсе не потому, что вспомнила про Изабель де Уоренн.

Касс честно пыталась взять себя в руки. Они взрослые, разумные люди, наверху спит Трейси, и то, что они оказались наедине в столь поздний час, еще не значит, что непременно должны вытворять какие-то глупости.

— Какая необычная ночь, — мягко промолвил Антонио.

— Удивительная. — Она подошла и встала рядом. — Ночью этот дом полон видений, и я не решилась оставить Алису одну.

Их глаза встретились. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем Касс услышала его голос:

— Честно говоря, мне намного приятнее принимать здесь гостей, чем оставаться одному.

— Вполне понимаю вас… Антонио, она действительно здесь? Или мы оба не в своем уме? Его взгляд медленно скользил по ее лицу.

— Я мало что запомнил из раннего детства. Но одно воспоминание осталось очень ярким: я подслушал, как ужасно ссорятся родители в этом самом доме.

— И о чем же был спор? — чутье подсказало Касс, что знает ответ и так.

— Моя мать плакала. Я никогда не видел ее в таком смятении. По сути говоря, она вела себя так всего один раз в жизни — когда ей сообщили о гибели отца. В тот вечер она пыталась уговорить отца переехать в Мадрид и повторяла, что терпеть не может это место. — Мрачное лицо Антонио побледнело и осунулось. На виске билась тонкая жилка.