Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валерия: Мне снова приходится спасать твою задницу, болван!
Конан: Я знал, что ты вернешься.
Валерия: Какого черта! Берегись.
Откуда ни возьмись выскакивает мерзкое чудовище… Валерия валит на землю мутанта-кабана с чавкающей клыкастой пастью и ощетинившимся рылом, зажимая монстра между своих поджарых золотистых бедер.
Конан: (его глаза горят вожделением): Не могу себе представить лучшую компанию в аду!
Валерия: Врешь ты все!
Конан: А ты прекрасна.
Арнольда было забавно слушать. Ему хватило ума, чтобы оценить Конана. Самое главное, у него была та редкая черта, которую очень ценят в кино, — харизма. Арнольд был улыбчив, много шутил и немедленно располагал к себе даже незнакомых людей. Мы провели вместе одно воскресенье на пляже в Санта-Монике. Когда мы легли загорать, нас было только двое. В течение часа я, к своему удивлению, заметил, что вокруг его полотенца выстроился круг из полотенец еще двадцати человек — словно малые планеты, кружащие вокруг солнца. В течение двух часов к нам прибавилось еще 50–60 купальщиков, которые горели желанием присоединиться к хороводу вокруг всеобщего любимца из Gold's Gym на Венис.
Арнольд никогда не терял своей проницательности австрийского крестьянина в восприятии людских ожиданий. Пусть его недооценивают, но он освоился со своей ролью Конана. Он не был Аль Пачино. Впрочем, кто бы мог представить, что он станет губернатором Калифорнии? Конан, будучи плодом извращенного воображения Говарда, был настоящим язычником, чуждым христианской морали, более темным образом, чем Тарзан Эдгара Райса Берроуза, вдохновлявшегося дарвиновским взглядом на эволюцию. Конан в какой-то мере воплощал в себе низменную, аморальную сторону человека, он находил отдушину в буйстве плоти и опасности, испытывал тягу к деньгам и драгоценностям. Он не был простофилей в отношениях с женщинами, мог быть очарован представительницей противоположного пола, но, если она превращалась в ведьму или в нечто подобное, он был готов ее уничтожить. Он странствовал по фантазийному миру с его непроходимыми лесами и горами на севере и западе и огромными пустынями на юге и востоке. На фоне этого ландшафта и разворачиваются приключения Конана, в которых нашлось место различным племенам, кораблям, океанам, обычаям и интригам. Это был жестокий и безразличный мир, который, однако, оказалось под силу покорить бывшему рабу с достаточной смекалкой. В этом смысле Конан был более капиталистическим по духу, чем непорочный и живущий в отдалении от сего мира Тарзан Берроуза. Все очарование Конана, подчеркиваемое его длинными черными волосами, мощным телом и самое важное — его крайним пофигизмом в духе Джима Моррисона, заключалось в том, что он был абсолютно свободным человеком.
В первой версии сценария, основанной на различных элементах рассказов Говарда, речь шла о том, как Конан из раба превращается в вора, а потом и в наемника-убийцу. Однако герой никогда никому не причинял вреда без повода. Если ты его не трогаешь, то и он оставляет тебя в покое. Если к нему обращались за помощью, как это сделала юная принцесса Ясмина, он был готов оказать содействие, особенно если речь шла о сокровищах. Принцесса хотела отобрать у злого мага королевский престол, которым раньше владел ее отец.
Конан одерживает победу, расправляется с магом и возвращает принцессе ее трон, однако отвергает ее предложение руки. Он еще не готов быть ее королем. Обуреваемый жаждой приключений, он предлагает ей отправиться вместе с ним.
Конан: Ясмина, уйдемте вместе в мир! Вам присуща сила духа. Не растрачивайте ее, запершись во дворце в цивилизованном мире, где все едят одно и то же, одинаково одеваются, говорят и мыслят. Поедемте со мной! Добрый конь, ватага свободных людей, золото, приключения, грабежи… Женщина тоже способна разделить такую жизнь.
Ясмина: Конан, если я уйду с тобой, то будешь ли ты навеки со мной?
Конан: Навеки? Навсегда? Принцесса, любой мужчина, который пообещает вам это, — лжец. Я предлагаю вам свободу и возможность вместе странствовать по миру, пока мы не решим расстаться. Каков ваш ответ?
Ясмина: Я не так смела, как мне бы хотелось, и не настолько глупа, чтобы удерживать тебя здесь. Поезжай, мой лев, поезжай.
Конан покидает ее в поисках собственного королевства, которое он обретет, но не через брак. Его пути снова пересекаются с Валерией, которую он заключает в объятия и сажает на своего коня.
Конан: Клянусь огнем, кровью и сталью, ты моя!
Он целует ее. Вокруг них собираются его воины с одобрительными возгласами. Валерия сопротивляется как дикая львица, резко прерывает поцелуй. Ее глаза горят огнем.
Валерия: Не знаю, сколь долго мы будем вместе, наемная шавка. День, месяц, мне плевать!
Она обрушивается на него в страстном поцелуе. Толпящиеся вокруг них воины со своими женщинами восторженно улюлюкают. Смеясь, Конан кружит между ними на коне.
Конан: По коням, ленивые хряки! С нас довольно Востока и его зловредной магии! Мертвые мертвы, прошлое в прошлом. Мы отправляемся на Запад, где купцы упитанны, а морские порты переполнены женщинами, вином и добычей.
Рев. Мужчины бросаются к своим лошадям. Конец.
Я представлял себе, что в десятом или двенадцатом фильме Конан, прошедший через множество опасных приключений, боровшийся со всевозможными врагами и встречавшийся с потрясающими женщинами, в том числе с Рыжей Соней, открывает королевство своей мечты и обретает свою королеву. Замечательная должна была получиться серия фильмов, где, как и в мире Говарда, мужчины занимают привилегированное положение. Ну так ведь и многие завидные холостяки Голливуда жили как короли и, только состарившись, женились и заводили детей. Охваченный энтузиазмом, я накатал киносценарий на 140 страниц. Это было одно из самых экстравагантных из всех написанных мною произведений. Устрашающие армии мутантов в средневековом антураже сражаются в армагеддоне (все это еще нужно было изобразить без компьютерных спецэффектов, которых тогда еще просто не было!).
Из глубины леса под бой барабанов выступает армия преисподней. Стальные клинки сверкают на солнце. Сначала выступают вперед мутанты, составляющие тяжелую пехоту. Их изогнутые клыки выступают из-под губ в направлении скул, доставая даже до их ярких рогатых шлемов. Они сжимают в волосатых мускулистых руках маленькие железные щиты.
Мутанты-кабаны с человеческими телами и грязно-розовыми клыкастыми мордами диких кабанов и свиней, с маленькими налитыми кровью глазками. На их головы нахлобучены шлемы, напоминающие нацистские. В руках — кистени и железные трезубцы.
Мутанты-насекомые — неоднородная масса зубцов, жвал, панцирей, крылышек, как у летучих мышей, выпученных глаз, вытянутых морд, бугристых ушей, немного рогов и змеиных хвостов.
Гиеноголовые въезжают на своих выносливых и быстрых низкорослых лошадках, в их лапах — кнуты и лассо. Гибкие и проворные, они едут полностью обнаженные, без седел и узды, взмывая в небо поверх скопления страшных тварей.