Когда я увидел лучшую подругу Элизабет (назову ее Элизабет II), у меня в буквальном смысле перехватило дыхание. У каждого из нас бывали такие моменты. Правда ли вы тогда перестаете дышать? Да, в самом деле. Передо мной была «та самая»! Я помню, что повернулся к одному из гостей и сказал: «Вот это настоящая классическая красота!» Я не мог отвести от нее глаз. Ее улыбка. Ее мягкий ангельский характер. Одним словом, богиня, излучающая свет. Она олицетворяла все мои мечты в фантазиях о Конане. Изумительное лицо девушки из техасской глубинки, унаследованные от немецких предков небольшие веснушки и голубые глаза, струящиеся по спине волосы цвета нивы, крупные белые зубы правильной формы, добрая улыбка и безупречное телосложение, лишь подчеркиваемое тяжелым гипсом на ноге, которую она повредила во время катания на роликах. Я смотрел только на нее, и Элизабет I явно испытывала досаду, заметив это. Элизабет II чувствовала на себе мой взгляд. Я это понимал. На ее лице было видно очевидное разочарование, когда темноволосая Элизабет I увела меня в другую комнату. Меня охватил вихрь мыслей.

Элизабет II вспоминала этот момент с тем же восторгом, что и я, рассказывая Риордану, что ее сразу же привлекли мои «монгольские глаза». Она отметила, что я «часто носил черное, даже на пляж», где меня можно было увидеть в черном пальто, черных штанах и черных ботинках, а также, что я был «в самом черном расположении духа, потому что написал „Полуночный экспресс“». Это была женщина, которая могла бы быть моим психотерапевтом. Она, возможно, благодаря своей красоте, вселила в меня чувство, что сможет понять меня, вопреки моей мучительной замысловатости.

У меня было еще одно свидание с темноволосой Элизабет I до того, как произошла смена ролей. Мне говорили, что они были лучшими подругами. Тем не менее разрыв с прежней девушкой и обретение новой прошли спокойно, как бы отмеченные печатью неизбежности. Надев парик, Элизабет I могла бы при желании стать похожей на светловолосую Элизабет II, но она ни в коей мере не была готова признать поражение. Негласно она оставалась в ссоре со своей лучшей подругой и, насколько мне известно, они больше никогда не виделись. В те годы я иногда бывал безжалостным. Я же был звездой. Шел 1980-й год, и Голливуд захлестнула кокаиновая лихорадка. После «Полуночного экспресса» «Оливер Стоун» был нарасхват. Я начал регулярно встречаться с Элизабет II, через какое-то время — исключительно с ней. Ей было 29 лет, она работала помощником юриста и секретарем, встречалась с несколькими людьми, но никогда не была замужем. Самое удивительное произошло позже, когда мы по Закону о свободе информации направили запросы на получение данных по нам двоим. На меня вообще ничего не было, а вот она значилась в многочисленных материалах ФБР как «радикалка». Оказалось, что в Сан-Франциско она состояла в Социалистической партии США и принимала участие во многих митингах протеста. Рональд Ковик даже виделся с ней, когда выступал против войны во Вьетнаме. Она пыталась избраться на какой-то муниципальный пост, но проиграла. Элизабет II напоминала мне Джейн Фонду — для меня воплощение героини в то время.

Примерно в это же время мой отец приехал навестить меня. Я отдал ему спальню, а сам спал на диване в гостиной. Физически он медленно ослабевал, не мог ходить на большие расстояния. К тому же, после почти 40 лет курения он не мог отказаться от своей привычки. Я познакомил его с некоторыми симпатичными голливудскими девушками, и все они, похоже, были в восторге от него. Вспоминается занятная сцена из «Сладкой жизни» Феллини, где главный герой в исполнении Марчелло Мастроянни представляет своего отца знакомой танцовщице. Отец прекрасно проводит время, но в самый ответственный момент у него начинаются проблемы с сердцем. Мой отец был весьма впечатлен Элизабет, поскольку она была хорошенькой блондинкой, как и Грейс Келли, и умела его рассмешить. Однако его обычная язвительность проявилась в наставлении, которое он мне дал перед отъездом: «Оливер, прежде чем жениться на девушке, познакомься с ее матерью. Твоя избранница рано или поздно станет такой же». Совет я проигнорирую. Одновременно он задумчиво заметил: «Знаешь, я был неправ. Похоже, в кино можно найти свое призвание. Это будущее… Сынок, я рад за тебя». Для меня это много значило. Мой деловой кузен Джимми Стоун позже подтвердит, что отец был очень горд «Полуночным экспрессом». Он сохранял скепсис вплоть до момента, когда, открыв газету, увидел рекламу фильма. Ему сначала показалось, что, возможно, речь идет о каком-то третьесортном фильмишке. То, что я мог заработать деньги в качестве сценариста, все меняло. Впервые он ощутил, что ему не нужно беспокоиться о том, какое он мне оставит наследство. В любом случае оставить ему было нечего. Я намекнул, что могу помочь ему деньгами, но он был гордым человеком и не принял мое предложение. К тому времени его доходы значительно упали. «Ежемесячное письмо инвесторам», доставлявшее ему огромное душевное удовлетворение, собирались прекратить распространять из-за упавшего тиража. От его визита осталось отрезвляющее впечатление прочтения смешной и трогательной истории Сола Беллоу и одновременно ощущение пропасти между нами, которую уже невозможно было преодолеть. Он вернулся в Нью-Йорк, где каждое утро продолжал ходить на работу в центре города. Именно здесь он чувствовал себя наиболее счастливым. Так продолжалось почти до самого конца.

Папа был прав. В конце XX века киноиндустрию ждал невероятный взлет в стратосферу. Кинокомпания Orion Pictures, которую совместно основали Артур Крим, Роберт Бенджамин, Майкл Медавой, Уильям Бернстайн, и Эрик Плескоу, серьезно рассматривала меня в качестве режиссера-сценариста на моем следующем проекте при условии, что я буду держать под контролем бюджет и писать не очередного «Конана», а что-то менее масштабное, с чем бы я точно мог справиться. Я остановил свой выбор на комическом романе, который был в чем-то необычным и неожиданным. В этом произведении угадывалось что-то от вышедшего более десяти лет назад «Полуночного ковбоя». Роман «Малыш» (1973 г.) Джесса Грегга, действие которого разворачивается на американском Юге, рассказывал о неудачнике из бедной семьи. Его, привыкшего быть скованным общей цепью с другими заключенными на каторжных работах, по истечении срока выпускают на свободу. Но на воле он терпит сплошные неудачи и идет на преступление, чтобы вернуться в единственный дом, который ему известен, где его ждет единственный друг, еще один симпатичный неуч. Естественно, все это приводит нас к трагикомической развязке. Я предложил Эду Прессману стать моим продюсером, отчасти потому, чтобы быть под его опекой и иметь возможность учиться у него. Вместе мы посетили множество тюрем на юге США, где были поражены почти средневековыми условиями содержания заключенных в штатах Миссисипи, Луизиана, Алабама и Джорджия, но в особенности — суровыми правилами поведения в тюрьмах Арканзаса, созданными для того, чтобы сломать любого человека.

В процессе написания первой версии сценария во мне нарастало беспокойство. Смогу ли я справиться с сюжетом? Как часто бывает, литературный вымысел практически не соотносился с реальностью, которую я увидел. Книга была написана в стилистике предания в духе «О мышах и людях» Стейнбека и являлась продуктом другой эпохи — скорее 1950-х или даже 1960-х. Содержание произведения резко контрастировало с массовыми арестами в рамках войны с наркотиками Никсона и жестокой милитаризацией тюрем и полиции. Кроме того, сюжет был настолько завязан на дурацкой близкой связи между двумя заключенными, что фильм получился бы очень слабым и неубедительным. Если уж я взялся за съемки первого настоящего фильма для киностудии, то мне нужно было что-то помясистее, чтобы зритель не мог оторвать взгляд от экрана, что-то близкое по напряжению к «Полуночному экспрессу». Я терзался сомнениями, перечитывая написанное мной. Мой ненавистный внутренний голос, не собиравшийся льстить моему суперэго, кричал: «Фуфло!» Я был вынужден признать его правоту. С острым чувством вины я без лишних церемоний и даже не показывая сценарий, заявил своим коллегам в Orion: «Этот фильм не будет иметь коммерческий успех, на мой взгляд». Такая формулировка была общепринятым способом покинуть проект в голливудской системе.