Нэнси с самого начала боготворила Виолу. Сoup de foudre[13], говорила она. Более сильная и более оглушительная, чем любая романтическая любовь. Мать с дочерью были друг для дружки особыми мирами, полноценными и нерушимыми. Тедди понимал, что сам он не смог бы столь беззаветно отдавать себя другому человеку. Жену и дочь он любил. Это была скорее сильная привязанность, нежели беспредельная одержимость, но тем не менее он бы мог, если придется, без колебаний отдать свою жизнь за любую из них двоих. Знал он и то, что больше не испытает стремления к чему-то другому, запредельному, к горячим ломтикам цвета, к накалу войны, к любовным похождениям. Теперь они остались позади, теперь у него были другие обязательства, не перед самим собой, не перед страной, а перед этим небольшим узелком – семьей.

А что влекло к нему Нэнси – просто любовь? Или нечто более горячечное? Вероятно, их разделенный опыт: каждый побывал между жизнью и смертью. Его знания о материнстве основывались, конечно, на Сильви. Когда он был ребенком (видимо, на протяжении всей своей жизни), мать любила его беззаветно, но никогда не ставила свое счастье в зависимость от него. (Или ставила?) Конечно, свою мать он никогда не понимал и думал, что никто ее так и не понял, даже его отец.

Нэнси, беззаботная атеистка, решила, что Виолу нужно крестить.

– По-моему, это называется лицемерием, – сказала Сильви сыну, когда Нэнси рядом не было (многие их разговоры велись именно в такой ситуации).

– Обычное дело, – ответил Тедди. – Ты до сих пор ходишь в церковь, но мне известно, что веры у тебя нет.

– Ты образцовый муж, – сказала ему впоследствии Нэнси. – Всегда принимаешь сторону жены, а не матери.

– Я принимаю сторону разума, – ответил Тедди. – Просто выходит так, что на этой стороне чаще оказываешься ты, нежели моя мама.

– Я рисковать не собираюсь, – обратилась Нэнси к Сильви на крестинах. – Хочу подстраховаться, на манер Паскаля.

При упоминании французского математика и философа Сильви не смягчилась. Угораздило же Тедди жениться на образованной, подумала она.

Крестить Виолу поехали «домой».

– Почему мы до сих пор так говорим, если у нас есть свой собственный, замечательный дом? – удивлялась Нэнси.

– Сам не знаю, – отвечал Тедди, хотя понимал, что в глубине души всегда будет считать своим домом Лисью Поляну.

Крестные матери, тетушки Беа и Урсула, объявили о своей готовности отречься от Сатаны и соединиться со Христом, а после отметили знаменательное событие в «Галках» сливочным хересом и кексом с орехами и изюмом. Сильви, разумеется, была крайне недовольна, что застолье организовали не в Лисьей Поляне.

В знак благополучного вхождения Виолы в этот мир Тедди подарил жене колечко с небольшим бриллиантом.

– Считай, что это кольцо невесты, которого я не подарил тебе при помолвке, – сказал он.

Виола росла: куколка набирала жирок, но не спешила превращаться в бабочку. Отдав дочку в деревенскую начальную школу, Нэнси вернулась к работе: она устроилась на полставки в близлежащую школу-пансион под эгидой Англиканской церкви. Учились там девочки, которые в одиннадцать лет не сумели сдать экзамен для поступления в гимназию и были определены в дорогое частное учебное заведение, поскольку их родители рассматривали простую общеобразовательную школу как позор для семьи и хотели сохранить лицо.

Когда фермер предложил купить у него «Эйсвик», они обратились в банк за ипотечным кредитом. Казалось, жизнь всегда будет идти своим чередом; Тедди не страдал излишними амбициями, а Нэнси вроде бы всем была довольна – вплоть до лета шестидесятого года (Виоле как раз исполнилось восемь), когда ей пришло в голову сорвать семью с места.

Жить в деревне очень хорошо, сказала она, но Виоле вскоре потребуется нечто большее: приличная средняя школа, до которой будет менее часа езды на автобусе, подруги, круг общения – все это недосягаемо, если живешь «в глухомани». К тому же фермерский дом для них чересчур велик, уборку делать тяжело, отапливать дорого, сантехника – с допотопных времен. И так далее.

– Сдается мне, в допотопные времена о сантехнике не помышляли, – сказал Тедди. – Я считал, что ты любишь этот дом за его атмосферу.

– Атмосферы у нас перебор.

Эта засада оказалась полной неожиданностью. Сидя в постели, они оба мирно читали библиотечные книги; день выдался довольно утомительным, по крайней мере для Тедди, которому «Краевед» поручил осещать местную сельскохозяйственную выставку. Отыскать на ней ухоженных овец и затейливые овощные композиции, способные хоть кого-то заинтересовать, оказалось непросто. Тедди пришел в отчаяние, когда его чуть ли не силком затащили в шатер Женского института и вынудили судить конкурс бисквитов (с таким же успехом он мог бы выступить шутейным арбитром на конкурсе красоты). «Легкий как перышко», – провозгласил он, объявляя победившее кондитерское изделие и радуясь, что отделался затертым клише.

Тогда как раз начались школьные каникулы, и Нэнси собиралась к окулисту проверить зрение, а поскольку погода стояла отличная, Тедди предложил, что возьмет Виолу с собой на сельскохозяйственную выставку. Виола, естественно, не переваривала домашних животных. Коров и свиней она боялась и даже на овец смотрела с опаской; когда вблизи оказывался гусь, у нее вырывался оглушительный визг (в раннем детстве с ней произошла неприятная история).

– Но там будет много чего другого, – с надеждой пообещал Тедди, и правда: о цветочных рядах Виола сказала «красиво» и стала – несмотря на отцовские предостережения – совать нос то в одну вазу с душистым горошком, то в другую, что вызвало у нее приступ аллергии.

Про состязания пастушьих собак она сказала «скучища» (Тедди поневоле согласился), зато аттракцион для юных фермеров «сбей кокос» привел ее в восторг, и она потратила там уйму денег, почти ничего не выгадав, потому что бросала шары сумбурно и не целясь. В конце концов Тедди пришлось вмешаться: сделав несколько метких бросков, он получил приз – золотую рыбку, чтобы дочка пришла домой не с пустыми руками. На выставке даже показывали дрессированных пони; несмотря на многократно заявленное отвращение к лошадям, Виола с удовольствием посмотрела это представление и восторженно хлопала, когда животные преодолевали невысокие барьеры.

В шатре Женского института Виолу встретили как общую любимицу: активистки, хорошо знавшие Тедди, стали пичкать ее бисквитами. И ее отца тоже. Виола напоминала их желтого лабрадора Бобби: оба могли есть, сколько дают. И Бобби, и Виола были чуть раскормлены. «Щенячья пухлость», – говорила Нэнси. Видимо, это относилось в первую очередь к Виоле: Бобби давно вышел из щенячьего возраста. Их прекрасный колли по кличке Мосс умер незадолго до рождения Виолы, и родители сочли, что добродушный Бобби станет ей безропотным и верным другом детства.

На исходе дня Виола раскапризничалась от жары и усталости. Из этого вкупе с бисквитами и неимоверным количеством выпитой апельсиновой шипучки образовалась взрывная смесь, и на обратном пути Тедди дважды останавливал машину, чтобы Виола могла извергнуть содержимое желудка на травяную обочину.