– И то кольцо, что я видел у тебя, тоже отсюда?

– Ты же забрал все мои деньги, и я думала сдать его в ломбард, потому взяла. Оно небольшое совсем, я решила, что внимания оно не привлечет, не то что остальное. А потом я нашла заначку Тамилы Афанасьевны, и вопрос с ломбардом отпал.

– Если бы ты попыталась его продать и тебе попался знающий ювелир, тебе бы за этот камень башку оторвали. – Билли-Рей сгребает драгоценности обратно на кусок парчи, заворачивает и прячет в коробку. – Это отнесем в банк, нельзя таскать с собой несколько миллионов долларов. Я, конечно, не эксперт по цацкам, но, судя по форме, количеству и чистоте камней, это нечто уникальное. Потом выясним, кому они принадлежали, и…

– А какая разница кому? Билли, я собираюсь оставить их себе, они красивые.

– Ты и оставишь их себе, просто мне любопытно. – Билли-Рей подмигнул мне: – На самом деле тебе тоже любопытно, просто ты вредничаешь.

Нет, ну если в ситуации «болит все» и «доверять некому» мое поведение называется «вредничаешь», то значит, теперь я знаю, что чувствую, когда вредничаю.

Звук из прихожей свидетельствует о том, что кто-то открывает замок, и Билли-Рей уже у двери.

Нужно бы предупредить Норда, чтоб он не вздумал высунуться или позвать кого-то из нас, обнаружив нечто, по его мнению, любопытное, но, учитывая вчерашних визитеров, эта квартира совершенно не конспиративная. Проходной двор какой-то.

– Мы следили за квартирой, свет не горел.

Ну конечно, я же еще в первый вечер завесила окна одеялами, чтобы никто не увидел свет в комнатах.

– А почему сразу не зашли?

– Квартира была опечатана, думали дождаться, когда приедут вещи вывозить, и договориться с грузчиками.

Ну да, квартиру бы освободили от всего – прежде чем передали бы в распоряжение государства. Я не в курсе подробностей процедуры, но старую мебель бы точно вывезли. И у грузчиков можно было бы купить то, что приглянулось.

Они оба – чуть за тридцать, в потрепанных джинсах и китайских куртках, один уже начал лысеть. Смотрят на Билли-Рея, как на графа Дракулу, и тут я их понимаю. Шли в пустую квартиру, вскрыли замки – и на тебе, нарвались на комитет по встрече! Интересно, что они здесь искали? И отчего-то один из них кажется мне знакомым. Где я его видела?

– Что же мне с вами делать?

Билли-Рей смотрит на парней с нехорошей задумчивостью, и я понимаю, что он прикидывает, хватит ли на балконе места еще для двух трупов.

– Мы не… Милана, скажи ему!!!

Это лысоватый мне говорит, и я смотрю на него дура дурой, потому что он меня знает, точно знает, а я его – нет. Ну, просто кажется, что где-то видела.

– Очень хорошо. – Билли-Рей покосился на меня: – Ты его знаешь, Паола?

– Как будто где-то видела, но не помню где.

– Милана, ты сдурела на почве воздержания? – Парень явно не хочет завоевать мое расположение. – Я же Кирилл, твой кузен, мы с тобой у Карины на свадьбе виделись, помнишь? Отец мой тогда предложил тебе фату Каринкину надеть, а ты окрысилась на всех, хлопнула дверью и ушла, твои родители едва со стыда не сгорели. Ейный батя, дядя Андриан, и моя мать – родные брат и сестра.

Это он уже Билли-Рею говорит, и тот иронично выгнул бровь – ну, теперь он меня изведет насмешками. Но я же не виновата, что не помню свою родню, я их не видела много лет и видеть не желала.

– И что ты здесь делаешь, Кирилл?

– Так я… это…

Парень осекся и сейчас пытается придумать, что соврать, и Билли-Рей достал пистолет. Это возымело неожиданный эффект: и Кирилл, и его подельник сорвались с места и бросились на Билли-Рея с двух сторон. Но, во-первых, в кухне тесно, во-вторых, родственных чувств я к нему не питаю ни малейших, а потому я ставлю подножку новообретенному родственнику, и он, падая, смачно приложился об угол стола и сразу поскучнел, успокоился. А Билли-Рей хуком отправил в нокаут второго.

– Паола, у тебя мерзкие родственники.

– Как видишь.

Не все они мерзкие, а мои родители вообще хорошие, просто они меня не понимают и даже не пытаются, но это нормально, так чаще всего и бывает. Но конкретно этот – точно мерзкий, как и его папаша, муж моей тетки.

– Смотри-ка.

Билли-Рей подвинул ко мне изъятые из карманов взломщиков вещи, среди них – письмо в прозрачном пакете, написанное на пожелтевшей бумаге, почерк незнакомый, но подпись видна – М. Грабовский.

– Откуда это у твоего кузена?

– Понятия не имею. – Я смотрю на два неподвижных тела и думаю, что же делать. Если оставить в живых, этот Кирилл рано или поздно разболтает о моих приключениях родителям, и тогда мне обеспечены неприятности. Но убивать их вроде бы тоже не за что.

– А что написано?

– А вот слушай. – Билли-Рей осторожно вынимает письмо из пакета. – Похоже, он это пишет своей сожительнице.

«Дорогая Тамара, шлю тебе весточку, которая уже последняя. Все решено, и только с верным человеком я отправляю тебе это письмо. Многое хотелось бы сказать, но времени нет, а потому знай одно: я всегда любил тебя, и больше ничего не имеет значения. Береги детей, а с квартиры съезжай сегодня же, мой человек поможет тебе во всем, но обязательно сохрани мебель, что осталась от моей матери, – это детям наследство, сбереги его.

Тамара, тебе многое расскажут обо мне, и все это будет неправда, а правду ты знаешь.

Жаль, не увижу я, как растут девчонки, и особенно моя Лида, потому что Тамила меня запомнит, а Лида маленькая, она помнить не будет».

– Тамила?!

– Да, а что? – Билли-Рей следит, как два налетчика медленно приходят в себя. – Что не так?

– Тамила Афанасьевна – так же звали хозяйку квартиры.

– Вот дела… – Билли-Рей вскинул брови. – Все-таки мир – большая деревня. А как звали бабушку твою и твоего кузена?

– Лидия Афанасьевна.

Блин. Лидия. Лида. Нет, не может быть.

– А прабабушку звали Тамарой?

– Я поняла, на что ты намекаешь. Да, Тамарой, вот только она была не Грабовская, а Ковальская. И сестры у бабушки не было… Ну, насколько я это знаю.

– Видимо, свою семейную историю ты мало знаешь. – Билли-Рей вздохнул: – Паола, у тебя глаза точно такие, как у старухи на фото. Той, что с детьми, Степаниды Федоровны. Ты же на отца похожа?

– Ну да…

– А он, я думаю, похож на свою мать, на твою бабушку. Так что Михаил Грабовский, по-видимому, твой прямой предок, дорогая. – Билли-Рей хмыкнул: – Впечатляющая наследственность.

А мне вот не до смеха, потому что ну никак не может убийца и садист быть моим предком.

– Прабабушка была вдова. – Я же помню семейные рассказы. – Она умерла в первый год войны от гриппа, и бабуля выросла в детдоме, и она туда попала, когда ей было четыре года, а потому не помнит свою мать, просто при ней были документы, и отцом там значится Афанасий Степанович Ковальский. Метрика эта у моих родителей хранится, как и остальные бумаги. Бабушку привезли в детский дом соседи, и они же собрали все документы, в том числе и семейную Библию, совсем маленькую, но она, как ни странно, тоже сохранилась, но теперь она не у нас, а у папиной сестры. Не знаю, откуда это письмо. Что там еще?