Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И последний, пятый Пункт. Резюме. Убийства Елены Антошко и покушение на Светлану Кулик связаны… скорее всего. Но не факт. Капитан не верит в случайности как опер, он же, Федор Алексеев, как философ, допускает, что они существуют. Мотивы разные: ревность, злоба, состояние аффекта, жажда мести – в первом случае, и попытка устранения свидетеля-шантажиста во втором. Или случайность, обычный грабеж. Схема сыровата, конечно, нужны доработки. Надо думать. Но! Гипотетически годится.
Раиса Кускова ни при чем. Розовая жемчужина в обшлаге ее шубы… Ах, откуда же там взялась розовая жемчужина, спутавшая все карты? Возможно, убийца случайно поднял ее с пола в кинотеатре и случайно сунул за обшлаг… Или не случайно.
А с какой радости попытка самоубийства? А если не было никакой попытки самоубийства?
В итоге кристаллизуется красивая и стройная версия, в которую укладываются мотивы убийства и покушения, подброшенная улика против родной жены и неудавшаяся попытка ее убийства. Гипотетически, конечно. Доказательная база… э-э-э… прерогатива капитана Астахова. А он, Федор Алексеев, мыслитель, аналитик, философ и теоретик.
В итоге неверная любовница наказана, постылая жена, мучимая раскаянием, кончает самоубийством, а герой строг, печален, свободен и богат. Пожинает плоды сочувствия, как переживший трагедию, провожает обеих женщин в последний путь, раскошелившись на красивые венки с траурными лентами, а в день усопших будет приносить им цветы. Белые розы жене Раисе, красные – Елене Антошко. С Кулик получился облом, но еще не вечер.
Ладно, поживем – увидим. А пока, как говорили древние римляне: «Dixi»[6]. Или: «Я сказал, что нужно было сказать, и я уверен в своих аргументах». Разумеется, гипотетически.
Тщетно отчаянный ветер бился нечеловече. Капли чернеющей крови стынут крышами кровель. И овдовевшая в ночи вышла луна одиночить.
Мария Ромеро и Глеб Никоненко сидели в крошечном зальце кафе «Трапезная», чье пространство было пронизано красновато-синим светом от цветных оконных витражей с изображением бегущего оленя. Лицо Марии было голубоватым, и она напоминала русалку. Глеб был серьезен и, похоже, нетрезв. Перед ним стоял низкий бокал с коньяком, перед Марией стакан яблочного сока.
– Глеб, мне очень жаль, – говорила Мария. – Мы так хорошо дружили… Спасибо, что пришел, я не знаю, что еще могу сделать.
– Тебе спасибо, что позвала. Не ожидал, честное слово. Да, хорошо было…
– Я приду на похороны. Когда?
– Пока не знаю. Я скажу. Спасибо. Ты не собираешься домой?
– Собираюсь. Я устала. И эти странные события… Мне казалось, ваш город такой тихий, патриархальный, люди все хорошие… Елка! А теперь я почти не выхожу из номера.
– Боишься?
– Я иду по улице и думаю, что навстречу мне идет убийца. Хочу домой. Мама звонит, просит вернуться.
– Вы возвращаетесь вместе?
– Нет, я думаю, Денис останется, нужно закончить с бизнесом. Он хочет продать квартиру…
Глеб подумал, что они собирались приезжать, – своя квартира, есть где остановиться. А теперь он продает жилье, и они никогда сюда не вернутся. Смерть Поль все опрокинула…
– Напрасно, летом у нас хорошо.
– Да! Я хотела увидеть ваше знаменитое озеро, думала приехать летом. Теперь не хочу. Денис тебе не звонил?
– Позвонил, выразил соболезнования.
– Вы не встретились? Он не позвал?
– Нет. Ты знала об их отношениях? Он тебе сказал?
– Догадывалась. Он мне ничего не сказал. Вы были вместе на Новый год?
Глеб покачал головой:
– Нет, я был с ребятами из театра. Поль вернула мне кольцо и ушла. Не отвечала на звонки, не открывала дверь. Они встречались когда-то, до отъезда Дениса, а теперь встретились снова… собирались пожениться, он сделал ей предложение. Я тоже сделал, но она выбрала Дениса. Ты знала?
– Нет.
– Я думаю, как же мы все зависим от случайностей. Если бы я не встретил Дениса…
– Да. Я тоже думала. Детективы уже нашли убийцу?
– Ищут. Я не понимаю, что можно было делать в той части парка, там глухо, я ходил туда, хотел увидеть… все засыпано снегом.
– Женщина из гостиницы рассказала, что в декабре убили девушку в кинотеатре, прямо во время сеанса. А семь лет назад тоже убили девушку, и убийцу не нашли. В парке. Она говорит, это тот самый. Маньяк. Они на улицу боялись выйти, а теперь опять. Я читала, что у них своя… как это? Подпись! Они всегда убивают одинаково и в одинаковых местах.
– Почерк?
Мария кивнула:
– Да, почерк. Он их душит шнурком.
Глеб промолчал.
– Как твой бизнес? – переключилась Мария. – Трудно?
– Никак. Он никогда мне не нравился. Поль устраивала мероприятия, а я работал с цифрами и бумагами. Поддался на уговоры друга, больше не хочу. Не мое. Мне очень не хватает Поль, наших посиделок, обсуждений… у нее было столько идей! Даже название «Трын-трава»! Мне такое не выдумать. Я технарь, мне легче с цифрами. Сухарь. Самое главное – она была рядом, а теперь пустота. Я понимаю, она меня не любила, но я-то любил! Это было счастье… Я против нее никто, я понимал… Я все понимал, но думал, она привыкнет ко мне… Я готов был подохнуть за нее!
Он говорил с трудом, он не умел выворачиваться наизнанку, но боль была слишком велика, и он устал держать ее в себе.
– Ты хороший человек, Глеб. – Мария накрыла его руку ладонью. – Мне очень жаль. Поль была очень красивая. Тебе будет легче, когда его найдут. Если это тот же, что и семь лет назад, они найдут. – Она помолчала, Глеб тоже. – А что ты будешь делать? – спросила она после паузы. – Надо работать, станет легче. Нельзя сидеть и ничего не делать.
– Вернусь на завод. Закрою агентство и вернусь. Или уеду. Здесь все напоминает о ней. А ты?
– Я? Я вернусь в Лондон. Наверное, уйду из театра. Хочу семью и детей.
– И пиццу с мороженым?
– Да. Много пиццы и много мороженого.
– Вы с Денисом поженитесь?
Мария молчала, смотрела в стол. Потом подняла глаза на Глеба, пожала плечами:
– Не знаю. Наверное, нет. Он поступил нечестно. С тобой, со мной. Нет. Я не умею прощать. Я не-про-щаю-щее… ох! животное. Не по-христиански, да?
Глеб улыбнулся:
– Не знаю. Я тоже не умею прощать… наверное. Ты сказала ему?
И снова Мария надолго замолчала.
– Он думает, я ничего не знаю, – сказала она наконец. – Ты сказал, он сделал ей предложение? Это правда?