– Настя, если ей судьба – выживет. Никого никуда они не уведут, пока Батый знает, что ты здесь, он от Сырни не уйдет.

Конечно, сотник прав, теперь приманка для Батыя – я. Но как он узнает, что я здесь? Снова отправлять стрелу? Я решила завтра обязательно над этим подумать. В тот вечер думать не только об этом, но и о чем-либо вообще я была не в состоянии по одной простой причине.

Вятич ласково поцеловал меня в висок, потом шрам, еще… еще… шею… Какой уж тут Батый и стрелы! Когда его губы касались моего лица и тела, я теряла всякую способность и сопротивляться, и думать…

– Настя… Настенька… глупенькая моя девочка…

Строптивый нрав сумел-таки подать голос:

– Это почему глупенькая?!

– Тихо, тихо…

Карусель крутилась, но не монгольская и не со стрелами, это кружилась моя голова от его поцелуев, от его ласки. И снова не было ни Батыя, ни монголов, ни тринадцатого века, ни двадцать первого…

Я точно знала, что счастье есть и зовут его Вятич. И было особенно горько и больно оттого, что мы оба понимали – эта ночь последняя. Как же хотелось, чтобы она была самой длинной в году, не то что в году, в столетии!

Но она закончилась. Все хорошее и особенно прекрасное так быстро заканчивается. В окно полз тусклый свет начинающегося дня. Моя голова лежала на плече у Вятича, я тихонько проводила пальцем по его плечу, шее, подбородку…

– Ответь, наконец, зачем ты притащил меня сюда?

– Хотел доказать тебе, что ты ничего не можешь, ничего не стоишь.

Еще вчера я бы взвилась, как от ожога, но сейчас только усмехнулась:

– Доказал?

– Когда ты «очнулась» у Анеи, сначала так и казалось, московская красотка получила щелчок по носу. Но потом ты стала биться мечами наравне с парнями, и когда получала удары, даже не морщилась. Я начал тебя уважать. А потом была Рязань и остальное. И отправить тебя обратно уже не хватило сил.

– Вятич, что тебе сказал Славен тогда?

Он даже вздрогнул от вопроса.

– Я должен послезавтра тебя вернуть обратно. А для этого не пропустить момент…

– Ну, договаривай! Моей гибели?

– Да.

– Иначе что?

– Иначе ты просто потеряешься во времени, и тебя придется долго разыскивать по разным столетиям и городам.

– Да, не хотелось бы…

– Настя, не бойся, все будет хорошо. Тебе оставят память. Постарайся быть осторожней с ней там.

– Какое странное ощущение, словно я отправляюсь куда-то в космос или вообще в неведомое…

– Так и есть.

За дверью зашумели, на улице зазвучало било, сообщая, что началось…

– Пора…

Действительно, первые десятки монгольской разведки подошли к Сырне. Конечно, они попали и в волчьи ямы, и налетели на щедро разбросанный чеснок – железные шипы, чтобы ранить конские копыта, но это не остановило.

Бравое настроение жителей и даже Алджибая стало улетучиваться, когда они увидели черную массу, заполняющую склоны оврагов. Одно дело – слышать о враге, знать, что его много, очень много, и совсем другое – воочию увидеть это «много». А ведь здесь были всего два-три тумена.

По стене разгуливал Каргаш, его верно прозвали журавлем за длинные ноги, которые парень выбрасывал при ходьбе, словно они мешали своему хозяину.

– Что там?

– Монголы… – развел руками Каргаш.

– Значит, пора показываться, чтоб не прошли мимо.

Куда можно пройти мимо, если крепость на мысу между оврагами и речкой, я уточнять не стала. Главное, чтобы не стали разыскивать Нарчатку, она должна выжить и родить здорового младенца, а беременным вредно волноваться.

Я надела плащ и вышла на стену так, чтобы меня было видно издали.

– Не лезь под стрелы.

– Боюсь, что отдан приказ именно в меня не стрелять.

– Зря надеешься.

– А оберег?

– Настя, он помогает, только если ты сама не рвешься умереть. Подожди немного, ладно?

– Так и быть, уговорил.

Я была настолько готова к гибели, что ее уже не боялась, это, видно, беспокоило Вятича, он предостерег:

– Не лезь на рожон и не торопись умирать. Всему свое время.

Монголы собрались осаждать крепость основательно. Убедившись, что я здесь, Батый, конечно, не стал преследовать никакую Нарчатку, Вятич был прав. Батый пришел за мной, вернее, за моей жизнью. Подтверждение этому мы получили быстро.

Вперед в сопровождении двух воинов, державших щиты, выехал лучник. Они были вне пределов досягаемости наших лучников, но Алджибай крикнул по стене, чтобы не стреляли, понятно, что сейчас что-то будет.

Я показала Вятичу на развевающиеся по ту сторону оврага хвосты на высоком шесте:

– Пожаловал. Как ты думаешь, сидит или все еще стоит?

– Сидит, у него шаманка хорошая, залечила, небось.

Лучник с усилием натянул большой лук и отправил в нашу сторону стрелу, причем не просто в нашу, а именно в мою. Стрела упала навесом, не причинив никому вреда. Ее подобрали, и тут же раздался хохот Алджибая:

– Ты посмотри, как они войну объявляют?! Стрела-то позолоченная! Да, наконечник позолоченный!

Мы с Вятичем рассмеялись. Ай да Батый! Не пожалел на меня позолоты.

– А чего ж не золота?

– Много чести, курчонок ты мой щипаный. Перчатка брошена, придется поднимать.

Осада началась.

Я не знала, как далеко идет потайной ход, и меня начали мучить опасения, потому что монголы расположились, кажется, по всей округе. Куда ж уходить?

У Батыя с собой явно не было больших осадных машин, таких, какие разбили стены Рязани. Понятно, тогда их притащили по льду Оки, а здесь пришлось продираться через лес. Но монголы тут же начали собирать малые машины, причем делали это на виду у защитников, чтобы поняли, что им грозит.

Еще одну страшную вещь увидели те, кто стоял на стене. Под большими котлами были разведены большие костры.

– Это еще зачем? – удивился Алджибай.

Я знала зачем, но объяснять не стала, развернулась и поторопилась прочь со стены. Вятич за мной.

– Что?

– Они будут вытапливать жир из пленных, чтобы смазывать свои машины.

– Что?!

– Да, так было под Рязанью.

Стены еще не дрожали от ударов, камни метнули всего несколько раз, только пристреливаясь. А потом все затихло. Мы поднялись наверх посмотреть, что творится. Две осадные машины были уже собраны, и ни у кого не оставалось сомнений, что долгой осады не будет, просто не нужна. Вот эти адские устройства разобьют самый прочный тын за пару дней. Остальное доделают ворвавшиеся в город толпы головорезов. Понятно, что вот эти внизу никого жалеть не станут. Кажется, даже наемники Алджибая осознали, с кем связались.