Экраны померкли, ткань защитных камер опала, и воцарилась тишина. Пол под нами был сильно накренен в сторону носа, и, выбравшись из складок камеры, я упал и больно стукнулся о переборку, едва смея верить, что снаряд опять находится на поверхности планеты. Четверо рабов так же выпали из своих камер, и все мы сгрудились у переборки, еще не в силах унять дрожь потрясения, вызванного полетом.

В одиночестве мы оставались, увы, недолго. За переборкой раздались голоса, и в следующее мгновение вошел один из пилотов; он также двигался не очень уверенно, но держался на ногах, а в руке сжимал электрический бич.

К моему удивлению и гневу, он сразу же поднял свое дьявольское оружие и визгливым голоском выкрикнул какое-то распоряжение. Разумеется, я ничего не понял, но на рабов это возымело поразительное действие. Один из них даже ухитрился подняться на ноги и прокричал что-то в ответ, но тут же получил удар бичом и опять свалился.

А пилот-распорядитель продолжал орать. Он указал сперва на раба, которого хлестнули перед посадкой в снаряд, затем на того, кто был ужален только что, затем на третьего из мужчин, на девушку и в завершение на меня. Выкрикнув еще что-то, он вновь ткнул в каждого из нас пальцем в том же порядке и наконец умолк. И словно в подкрепление его полномочий, из решетки донесся отвратительный лай чудовищ, эхом отозвавшийся в тесном стальном отсеке.

Раб, на которого указали первым, лежал ни жив ни мертв на полу, там, куда выпал из защитной камеры, и теперь девушка и тот раб, что единственный остался невредим, наклонились над ним, силясь поднять его на ноги. Несчастный был в сознании, но, как и другой пострадавший, по-видимому, совершенно не владел своим телом. Я тоже подошел поближе, желая помочь, но моей помощью пренебрегли.

Теперь общее внимание обратилось в сторону отдельной каюты, о которой я уже упоминал ранее. В течение всего полета ее дверь оставалась плотно закрытой, и я полагал, что там какая-нибудь безобидная аппаратура. Но едва девушка рывком потянула дверь на себя, выяснилось, что я, мягко говоря, заблуждался.

Вследствие наклонного положения снаряда дверь мгновенно распахнулась настежь, и мне стало видно, что находится внутри. Внутреннее пространство каютки по размеру не превышало шкаф, еле-еле на одного человека. И там, прикрепленные к стальному остову, торчали пять захватов наподобие наручников, выполненных с такой жестокой точностью, которая сразу же наводила на мысль о хирургической операционной.

Поднятого на ноги раба неуклюже подталкивали ко входу в каютку; голова у него болталась как тряпичная, колени подгибались. Тем не менее какие-то проблески сознания, видимо, брезжили в его замутненном мозгу: едва до него дошло, куда его собираются впихнуть, он принялся сопротивляться как мог. Конечно, силы оказались неравными, и после минутной борьбы раба кое-как впихнули в каютку, заставив при этом выпрямиться в полный рост.

Как только бо́льшую часть тела втиснули в пределы шкафа, захваты сомкнулись сами собой. Сначала были скованы руки, потом ноги и шея. С губ раба слетел низкий стон, и он отчаянно заворочал головой, пытаясь вырваться из плена. Тогда девушка быстрым движением замкнула дверь у бедняги за спиной, и его слабые стоны стали едва слышны.

Потом наступила жуткая тишина, и я взглянул на остальных. Они уставились в пол, избегая смотреть друг другу в глаза. Пилот-распорядитель по-прежнему стоял у переборки с бичом на изготовку.

Миновали мучительные пять минут, и тут, неожиданно до ужаса, дверь каютки распахнулась, и раб вывалился оттуда на пол, прямо нам под ноги.

Я наклонился и вгляделся в его черты – ведь он рухнул совсем рядом со мной. Он был несомненно, без сознания, а возможно, и мертв. Там, где захваты сжимали тело, виднелись ряды круглых ранок, каждая диаметром примерно в восьмую долю дюйма. Из ранок – как на запястьях и щиколотках, так и на шее – сочилась кровь. Именно сочилась, а не текла; тело казалось белым как снег, словно кровь высосали из него до капли.

Я все еще смотрел на несчастную жертву, а к каютке уже поволокли второго пораженного электрическим бичом. Этот сопротивлялся еще слабее – удар током был нанесен совсем недавно; не прошло и десяти секунд, как его тело обхватили неумолимые захваты. Дверь закрылась.

Пожалуй, более всего меня поражала безропотность, с какой рабы принимали уготованную им участь. Двое оставшихся, мужчина и девушка, молча ждали, пока у их товарища полностью выкачают кровь. Я просто диву давался, как можно сносить подобную жестокость, но, видно, власть чудовищ была настолько сильна, что марсианские горожане вынужденно содействовали этому изуверству.

Я даже не смотрел на пилота с бичом, надеясь в душе, что он потеряет ко мне интерес. Когда, минутой позже, раба выпустили из каютки и он безжизненно упал на пол, я последовал примеру других и хладнокровно убрал тело в сторону, чтобы ничто не загораживало дорогу к роковому шкафу.

Раб, который еще оставался в живых, вошел в каютку добровольно, захваты сомкнулись, и я поспешил затворить дверь. Марсианин с бичом окинул нас с девушкой внимательным взглядом и, по-видимому решив, что мы способны покончить с собой без его надзора, неожиданно вернулся к себе в кабину.

Сообразив, что обстоятельства дают мне пусть крохотную, но все же надежду на спасение, я взглянул на девушку: безучастная ко всему, она опустилась на пол, прислонившись спиной к переборке. Наконец-то мне предоставилась возможность думать и действовать самостоятельно, и я лихорадочно обвел отсек глазами. Насколько удавалось судить, выйти отсюда можно было только одним способом – через люк возле самой пилотской кабины. Изогнутый потолок и пол были абсолютно гладкими, если не считать замков, к которым крепились прозрачные камеры.

Подойдя на цыпочках к переборке, я полюбопытствовал, что делают марсиане в черном. Они повернулись ко мне спиной, занятые каким-то прибором на пульте управления. В двух шагах от себя я видел колесо с рукоятью – это устройство открывало и закрывало люк, – но отомкнуть его, не привлекая внимания пилотов, нечего было и думать.

Дверь смертоносного шкафа вновь распахнулась настежь, выбросив очередную жертву; бескровная рука мертвого раба задела девушку и упала ей на колени. Заслышав шум, марсиане отвернулись от пульта, и я едва успел спрятать голову за переборкой. Девушка посмотрела на меня в упор, и я на миг растерялся – такой отчаянный страх исказил ее черты. Тем не менее она, не произнеся ни звука, ступила в каютку, оставив меня наедине с тремя трупами.

Я затворил за ней дверь, не заглядывая внутрь, потом отошел в уголок отсека, где еще не было мертвецов, и меня вырвало.

Нет, я положительно не мог дольше оставаться в этом зловещем отсеке, где все дышало смертью. Не помня себя, я перешагнул через груду тел и кинулся за переборку с одним намерением – расправиться с теми, кто содействовал этой чудовищной бойне.