Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я ничего не могу с этим поделать.
Тяжесть ладони на плече отрезвляет меня. Роуэн, для которого гитара давно уже стала естественным продолжением руки, не переставая играть, спустился с платформы и подошел ко мне. Он поднимает брови, и в глазах, которые с трудом можно рассмотреть за бликующими от прожекторов очками, я читаю немой вопрос: «Ты в порядке?»
Я улыбаюсь ему, чем провоцирую зал на восторженный рев.
А потом начинаю последний куплет.
Пятница
Это правда, что я хотела сбежать. И сейчас хочу. Разве не таково законное желание всех узников?
АНГЕЛ РАХИМИ
Я надеялась, что Джульетта будет рядом, когда я проснусь, но она легла спать в другой комнате. Где ночевал Мак, меня мало волнует. Может, поехал домой сразу после катастрофической встречи с фанатами и вернулся к обычной жизни. Плевать.
Интересно, Блисс тоже вернулась к обычной жизни? Или все-таки пересекла пропасть, разделяющую звезд и простых смертных, – и осталась с Роуэном?
Что до меня, я, кажется, в эту пропасть свалилась и теперь болтаюсь в безвоздушном пространстве, откуда нет выхода.
Проверяю телефон – на часах уже половина седьмого. Утреннюю молитву я пропустила и даже сейчас не могу заставить себя вылезти из кровати. Значит, дело совсем плохо. Я едва помню, как добралась вчера домой после концерта. Помню только, что ушла, не дожидаясь выхода на бис, – настолько это было невыносимо.
Я будто смотрела кукольное шоу и видела руки, дергавшие марионеток за нити.
Наверное, я драматизирую.
Наверное, завтра все предстанет в ином свете, и я вернусь в норму.
Самое позднее – к концу недели.
•
– А вот сегодня у тебя настроение, похоже, не очень.
Бабушка Джульетты заглядывает на кухню. Несмотря на ранний час, она уже одета и готова к выходу. И как только у стариков это получается? Встают на заре, вечно куда-то спешат, кому-то звонят. Энергия бьет через край! Наверное, ближе к семидесяти люди все-таки начинают жить в свое удовольствие.
Я сижу за столом с чашкой чая и тупо пялюсь на дверцу холодильника. Меня хватает только на слабую улыбку.
– Ну да. Простите.
Дороти садится напротив.
– Как прошел концерт? Хорошо провела время?
Я не знаю, что ей ответить, а потому выдавливаю из себя писклявое и не слишком убедительное «да».
– В твои годы я сходила с ума по «Битлз», – ни с того ни с сего делится Дороти. – В шестидесятые им не было равных. Девушки часами ждали на улице, только чтобы их увидеть. Слали любовные письма, кидали трусики на сцену, визжали, как банши[16]. Это называли битломанией. – Дороти кладет руки на стол и улыбается воспоминаниям. – Никогда не забуду, как Джон Леннон сказал: «Мы сейчас популярнее Иисуса». Многие взъелись на него за эти слова, но он был прав. «Битлз» стали новой религией.
Я молча жду продолжения.
– Несложно догадаться, почему так случилось. Парни из «Битлз» были совершенно безобидными. Да, они играли хорошую музыку, но тянулись к ним потому, что они были добрыми. И привлекательными, конечно, – но их красота не была пугающей и брутальной. Такое девушек скорее отталкивает. Нет, они были лохматыми и худосочными. Сейчас такое в моде, но в те времена к подобному еще не привыкли. Их было не страшно любить. А в шестидесятые девушки много чего боялись.
Интересно, я поэтому полюбила «Ковчег»? Потому что они безобидные?
Но теперь-то я знаю, что у них есть зубы.
И если подобраться слишком близко, они вполне могут укусить.
– Настоящее безумие; никто не представлял, что с этим делать. Особенно бедные «Битлз». Ты ведь знаешь, что в 1966-м они перестали давать концерты? Просто перестали, решили, что для них это слишком. Слава, пресса, девушки… Слишком много на них свалилось. – Дороти вздыхает. – Но пресса обвинила во всем фанаток. Газеты писали, что девушки так умирали по «Битлз» только потому, что в их жизни больше ничего не было. Ни мужей, ни детей, ни работы. Журналисты снова и снова прохаживались по тому, как они визжат. Господи, эти альфа-самцы из СМИ просто не выносят женского визга, – хмыкает Дороти. – Если подумать, это даже забавно. Они пытались унизить девушек, показать всем, насколько они жалкие, но на самом деле фанатки являли собой настоящую мощь. Они были сильнее, чем кто-либо.
А я вот совсем не чувствую себя сильной. Сейчас я скорее воплощение ничтожества и олицетворение уныния.
– «Битлз» перестали давать концерты еще и потому, что из-за визга фанаток никто не слышал, что они поют. Музыка и песни тонули в шуме толпы.
– А вы тоже болели битломанией?
Дороти снова смеется и опускает глаза.
– Это было очень давно.
ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ
Я бы с огромным удовольствием упал и проспал полдня – если бы не пришлось до четырех утра торчать на афтепати в честь завершения гастролей, а потом вставать в восемь, потому что у нас назначены съемки шоу.
После концерта мы даже не вернулись ночевать в свою квартиру. Я просыпаюсь в номере отеля неподалеку от Арены O2 и где-то с минуту просто лежу и таращусь в незнакомый потолок, пытаясь вспомнить, что за кошмар мне снился. Точно, мне снилось, будто я потерял дедушкин нож. Только вот ужас в том, что я потерял его на самом деле.
Лучше бы мне вовсе не просыпаться.
На тумбочке возле кровати противно жужжит мобильный – Сесили пишет, что пора вставать.
Сегодня мы подписываем новый контракт.
Все-таки хорошо, что мы не вернулись в нашу квартиру, куда кто угодно может зайти и сфотографировать меня.
Здесь, впрочем, ненамного лучше.
Господи.
Как мне все это надоело.
Пожалуйста, я просто хочу лежать в кровати и не шевелиться.
•
Мы никогда не завтракаем в отелях. Иногда нам приносят что-нибудь в номер, но на публике мы не едим. Порой это означает, что мы не едим вообще.
К девяти утра мы уже сидим в машине и направляемся на телестудию. Ехать до нее всего ничего, но Лондон в будний день – сущий кошмар. Листер постоянно прикладывает ко лбу бутылку с холодной водой. Роуэн прилип щекой к стеклу, мысли его блуждают где-то далеко, а время от времени он и вовсе отключается. На улице идет дождь.
Вспоминая о дедушкином ноже, я всякий раз испытываю горячее желание вырвать у Листера бутылку и расколошматить об