Пока строился флот, Мирра замордовала армию учебными бросками и муштрой. И ветеранов, и новичков. Про нее стали распространяться слухи, что эльфийский клинок выжег некромантке сердце и она стала такой же бездушной, как и ее зомби-молотильщики. Один из ее фаворитов той поры – Эдар Скальд – признавался, что она разрешает себя любить, но не позволяет собой владеть. И добавлял с усмешкой, что того, кто овладеет ей окончательно, она, наверное, тут же прикончит. Мирра Банши действительно часто меняла любовников, не позволяя себе привыкнуть. Старалась открыто не демонстрировать слабости. «Ледяная Мирра», – за глаза шептались о ней, потому что называть ее Холодной, как и остальных пастырей нежити, было бы слишком слабым сравнением. И все они заблуждались. В ней пылал огонь, он пламенел еще ярче, чем у остальных военачальников армии. Это был огонь ненависти к знати союза, так бездарно разменявшей жизнь великого полководца, и жадное пламя всепоглощающего желания довести дело Шакнара до победного конца. Она уверяла себя, что его дух поддерживает ее силы и дарует уверенность в собственной правоте.

Ни один флот не строился так масштабно и быстро, как флот Шенка. Всего за неполный год со стапелей верфи были спущены на воду его грозные корабли. Для укреплений, которые Лига, несомненно, воздвигла на побережье, хитроумные гоблины-изобретатели припасли парочку сюрпризов. Теперь эти сюрпризы находились в центре эскадры, замаскированные под тяжелые десантные суда. Флот Шенка появится в Фаркрайне, как неотвратимый рок судьбы, от которого нет и не может быть спасения. Сколько невыносимой, каторжной работы позади! Не раз, оглядываясь в прошлое, Мирра удивлялась, что ей покорился такой грандиозный замысел. И беспримерный подвиг стал реальностью потому, что самые тяжелые работы на стройке выполняли ее верные сторонники, ее мертвецы. А мертвые, как известно, не знают усталости.

* * *

К одному из пирсов на прибойной волне стремительно подлетели две «Ласточки». Их так окрестил Догмал, главный навигатор армии. На самом деле, угловатые, приземистые дизельные глиссеры мало чем напоминали изящные птичьи силуэты. Зато они двигались с бешеной скоростью, а эльфийские магические артефакты высоко приподнимали над водой их корпуса на стальных крыльях, когда «Ласточки» преодолевали прибрежную рифовую полосу. Прямо у деревянных свай пирса глиссеры резко сдали назад, поднимая за кормой пенные буруны, и с пристани на них тут же полетели стальные швартовочные тросы.

Стоявший на массивном железном остове волнореза комендант порта хмуро бросил сигнальщику:

– Рано или поздно они допрыгаются, что расшибутся вдребезги. Что передают с «Медузы»?

– Горизонт чист, командир.

– Тогда я не понимаю причины таких гонок.

«Медузой» называлась самая большая плавбатарея армии. Она вечно торчала в отдалении от берега, удерживаемая на волнах двумя сотнями поплавковых бакенов. «Медуза» прикрывала войско Лиги от внезапного нападения кораблей противника, поэтому ряды ее орудий всегда смотрели в сторону петронелльских просторов. А противника уже ждали. Несколько дней назад всю армию перевели на режим предельной готовности. По лагерю поползли тревожные слухи, которые распространяла, как и всегда, самая сведущая во всем, что касается новостей и паники, часть войска – денщики и вестовые. Солдатский семафор донес даже до зеленых новобранцев – флотилия Шенка покинула берег Таашура и теперь направляется сюда, чтобы сойтись с армией Лиги в самой беспощадной битве мира со дня его сотворения. Беспощадной, потому что последней.

Так что комендант порта с беспокойством поглядывал на экипажи «Ласточек», хотя и стремился оставаться внешне невозмутимым. Неужели началось? Его худшие подозрения усилились, когда, не дожидаясь окончательной швартовки глиссеров, на дощатый настил пирса прыгнули морские разведчики и стремглав понеслись в сторону крепости. Видно, и вправду – началось.

Внезапно охрипшим голосом начальник береговых укреплений отдал команду дозорному:

– Мчись в казарму, найди там Спрота, начкара. Пусть проверит дежурные расчеты, состояние пороха, боекомплекты. Увольнительные отменить. Всем быть наготове и ждать дальнейших приказаний.

А через час его самого вызвали в крепость к маркизу Бельтрану.

За год на южной оконечности полуострова Чагда выросло первое в Фаркрайне укрепление Лиги. Сначала его возводили максимально быстро, потому что в любой момент ожидали удара аборигенов. Ракши молчали, напряжение нарастало. А затем пришло сообщение от инженера Громмарда, что синие демоны согласились не вмешиваться в таашурскую распрю. С этого момента все расслабились и строительство пошло спокойным темпом, без лихорадочной лесозаготовки и круглосуточных земляных работ. Тем более, что ракши моментально прекратили самовольное сведение кедровых рощ лигийцами. Их заменили цивилизованные подряды на поставку древесины от местных дельцов. Бельтран вынужден был расплачиваться с ними из обменной армейской казны. Скрипя зубами, потому что привык брать желаемое без спроса и торга, но такова оказалась цена демонского невмешательства. Само собой в нее еще вошли прочие материалы для строящейся цитадели, а также провиант для войска. Трава и петронелльская рыба. Вот, пожалуй, и все, что осталось для лигийцев из дармовщины. А кроме того, разнообразные плоды, растущие в ничейных лесах, да дичь, что уже заканчивала водиться там же.

Зато теперь на берегу моря, сразу за приливными дюнами, сияла каплями кедровой смолы настоящая цитадель, окруженная глубоким рвом. С четырьмя бастионами по углам, выпуклым ронделем в сторону суши и прямыми стенами, что уступами спускались прямо к Петронеллу. Снаружи от крепости выстроили подлинный порт с пирсами на сваях и несколькими железными волнорезами. С двух сторон его прикрывали равелины, из амбразур которых на морскую гладь грозно смотрели жерла длинноствольных пушек. За деревянными стенами цитадели временный военный лагерь постепенно превратился в добротный гарнизон. Всем подразделениям отстроили казармы, возвели арсенал и несколько бараков под хранилища всякого добра, а большинство вельмож обзавелись личными домами. Только конюшни лошадей вынесли за территорию крепости, поближе к кормовым лугам. Ну а второй причиной был, естественно, крепкий конский запах.

Личные хоромы Бельтрана походили на миниатюрный замок. Так они и задумывались – глава Трезубца желал иметь дом, который будет напоминать ему давно покинутое родовое гнездо. В нем каждую декаду устраивались пиршества для всех приближенных маркиза, гремела музыка, слышались песни. Сегодня в его дворце тоже было многолюдно. Но причина, по которой Бельтран срочно вызвал к себе соратников, была не дружеская попойка, а военный совет.

На нем собрались все военачальники, включая самого молодого командира (не по годам, но по времени в армии Лиги), вожака ликантров – Белого Бивня. В своем человеческом облике оборотень напоминал себя же, буйвола – такой же массивный, ширококостный с неподвижным взглядом из-под низко скошенного лба. Злые языки за его спиной поговаривали, что Бивень прилично смахивает на корову, только без рогов, но вряд ли кто-то осмелился бы бросить ему такие слова в лицо. Ликантры стали единственной расой Фаркрайна, которая поддержала человеческий альянс в борьбе с нелюдями. Шестьсот бойцов, в основном – туры, бизоны и буйволы, встали под знамена Лиги. Командир кавалерии, леди Дивия, не раз обещала, что неукротимые ликантры сметут хваленую тяжелую конницу Шенка, когда придет их время. Что Трезубец посулил им взамен присяги верности – оставалось секретом. Те же денщики и прочие пустомели болтали, дескать, оборотням будет дарована в ленное владение половина Фаркрайна, когда после победы над Шенком придет его черед склониться перед лигийскими мечами. И приговаривали – если, конечно, кто-то из ликантров переживет атаку холодных рыцарей, а лорд Бельтран случайно не забудет о выданных им авансах.