– Я так не сказала. Но я справляюсь.

– Ас другими заключенными вы ладите?

– О да. Я ведь осуждена за убийство, а к этому относятся с уважением.

– И вы с кем-нибудь здесь уже сблизились?

– Нет. У меня мало знакомых, как в тюрьме, так и за ее пределами.

– Но, должно быть, очень тяжело находиться вдали от мужа. Насколько я понимаю, вы были с ним очень близки.

Хелена кивнула, и впервые за время их беседы Ивонн увидела, как выражение ее лица стало несколько мягче и чувственнее. Жена Бернхарда расстегнула «молнию» на своей спортивной куртке и достала медальон, висевший на цепочке на ее шее.

– У меня всегда при себе есть его фото, – сказала Хелена.

Она обхватила пальцами медальон и несколько секунд подержала его в руке, а потом, не открывая, спрятала снова под куртку. Этот жест показался Ивонн таким привычным и даже ритуальным, что она подумала о том, что там могли бы быть четки либо распятие.

– Но наказание не исчерпывается только практической стороной вопроса. Это еще и возможность… искупить вину, так это называется. И Бернхард не в состоянии это сделать сам. Вы отняли у него такую возможность. Вы даже не оставили ему выбора. Вы хоть раз задумывались над этим?

Хелена после непродолжительного молчания произнесла:

– Вы так мало знаете моего мужа. Вы можете представить его в этом закрытом учреждении, в компании с торговцами наркотиками, насильниками и наемными убийцами? С людьми, которые с самого детства росли в грубой и жестокой среде, для которых единственный существующий в жизни закон – это право сильного за счет слабого. Как вы считаете, сумел бы Бернхард сам справиться в таком окружении?

– Не знаю. И вы не знаете, и Бернхард тоже. И до тех пор не узнает, пока у него не появится возможность почувствовать это на собственной шкуре.

Хелена, склонившись над столом, тихо, но при этом резко, заметила:

– Они бы уничтожили его.

– Откуда такая уверенность? Вы же смогли найти способ приспособиться к здешним условиям. А почему Бернхард не смог бы? Он наверняка не настолько слаб, как вы думаете.

Хелена посмотрела на свою собеседницу усталым снисходительным взглядом, словно нисколько не сомневалась в том, что доказывать что-то Ивонн было делом бесполезным.

– В ваших взаимоотношениях у каждого из вас была своя строго отведенная роль, – продолжила Ивонн. – И это очень подходило к той ситуации, когда вы познакомились, в которой вы были медсестрой, а он – пациентом. Однако не кажется ли вам, что пришла пора поменяться ролями? Бернхард рассказывал мне, что ваша мать была очень больным человеком, а отец – алкоголиком. У моей матери было психическое заболевание. При таких родителях приходится быть сильным. Но нужно ли это на самом деле? Я считаю, что сильнее становишься тогда, когда делаешь добрые дела. Но нужно попробовать и быть чуточку слабее. После стольких лет это будет нелегко, и потребуется тренировка. Нужно учиться быть слабым. А Бернхард должен развивать в себе силу. Возможно, он уже сейчас в одном ряду с сильными.

– Есть люди, которых трудности закаляют. Нора, и вы и я, мы обе относимся к этой категории. А есть такие, кто ломается и идет ко дну. Таков мой брат, и Бернхард тоже. Это именно так, я хорошо его знаю.

– Но вы не жили с Бернхардом со времени совершения убийства. А я была рядом с ним и знаю, что его мучит сильнейшее чувство вины. У него бывают ужасные приступы страха. Однажды мне пришлось даже везти его в больницу, поскольку он задыхался. Хелена, вы возложили на его плечи тяжелое бремя, которое, возможно, тяжелее даже тюремного заточения. Его преследует чувство вины не только за совершенное им преступление. Он ощущает свою вину и перед вами, поскольку вы взяли на себя его наказание. Но ведь это так нравится мученикам, не так ли? И сколько бы вы ни страдали, всегда есть некто, кто страдает еще больше: это как раз тот человек, который и стал причиной этих страданий.

– Еще кофе?

Ивонн покачала головой, а Хелена, налив себе кофе, спокойно и деловито возразила:

– Вы ничего в этом не понимаете и никогда не поймете. У нас с Бернхардом особые взаимоотношения.

– Конечно, можно сказать и так, ведь на протяжении многих лет вам пришлось делить его с другой женщиной, – язвительно заметила Ивонн.

– Она совершенно ничего для него не значила.

– Вот как? А у меня сложилось иное впечатление. Он был прямо-таки одержим ею.

– Любовь и секс – это не одно и то же.

– Да, и Бернхард говорил то же самое. Но я полагаю, что вы чересчур разделяете оба эти понятия. А вы вообще хоть когда-нибудь спали с ним? А детей у вас нет по этой причине?

Похоже, что впервые за все это время самолюбие Хелены и в самом деле оказалось задето.

Она побледнела, и Ивонн увидела, как напряглись ее челюстные мышцы.

– Прошу прощения, это меня не касается, – поспешила извиниться Ивонн. – Я вела себя просто бессовестно. Извините, ради бога. Но вы очень ошибаетесь, если считаете, что Карина была лишь «разумным решением этой проблемы», или как вы там выразились до этого. Она значила для него намного больше. Он любил ее. Нет, не так: он все еще любит ее.

Хелена, высокомерно и презрительно глядя на собеседницу, самоуверенно заявила:

– И как только вы додумались до такого? Бернхард любит меня.

– Вы носите медальон с его изображением. – Ивонн рукой указала на грудь Хелены. – У Бернхарда тоже есть фотография, которую он всегда носит при себе. Но это отнюдь не ваше фото, Хелена. В кармане его пиджака лежит снимок Карины.

Голубые глаза жены Бернхарда стали темными, как морская пучина, когда над ней собрались тучи.

– Этого не может быть, – жестко отрезала она. – Он сжег все фотографии Карины. Мы вместе сделали это в кухонной мойке. Мы уничтожили и все негативы.

– И все же один снимок он сохранил, а чтобы ненароком не повредить, ваш муж даже заламинировал его. Ничего удивительного, ведь других – то не осталось.

– Вы лжете, – подавленно возразила Хелена.

– Неужели? Тогда в следующий раз, во время очередного отпуска, суньте свою руку в карман его пиджака. Левый внутренний карман, прямо у сердца.

Хелена молчала. Непроизвольно коснувшись рукой груди, она нащупала сквозь ткань куртки заветный медальон. В конце концов, слабым, почти сдавленным голосом она спросила:

– Зачем вы пришли? Что вам нужно от меня?

– Я хочу, чтобы во время вашего следующего отпуска вы поговорили с Бернхардом и сказали, что ему нужно во всем сознаться и самому понести свое наказание. Если вы попросите его об этом, то он послушает вас. Он сам мне об этом сказал. Ему нужно это наказание. И он обязательно справится. Но он и пальцем не пошевелит, если вы не заставите его это сделать. Очевидно, что только в этом случае он начнет действовать.