— Проблемы на дороге? — спросил Тэйт, с неприязнью глядя на виски, льющийся в его стакан.

— Жизнь псу под хвост.

— Хм?

Гилмор влил в себя новую порцию алкоголя и ответил на выдохе:

— Документы на развод.

Тэйт удивленно приподнял брови. О том, что управляющий разошелся с женой, он знал от Рози, но случилось это не вчера и, казалось бы, давно должно было отболеть.

— Официально, — уточнил Гилмор. — Совсем. С концами. Навсегда. Думал, поправимо. Деньги слал. Решил, достроим эту ветку, отпуск возьму, поеду к ней, обсудим… Но нет. Ей муж нужен. Ребенку — отец. Такой, чтобы рядом был, а не банковские переводы. Переводы ей не нужны. Вообще. Наследство получила. От тетки. — Он поднял на Тэйта покрасневшие глаза. — Беда с этими тетками. Мрут как мухи. Наследниками кого ни попадя назначают… Да, мистер Тиролл?

— Я пойду, наверное, — осторожно предложил Тэйт, чувствуя, что беседа сменила направление. — Поздно уже.

— А вы задержитесь… — Смена темы разговора, которая так не понравилась Тэйту, Гилмора, напротив, взбодрила. Из голоса исчезли нотки обреченности, взгляд стал тверже и резче. Револьвер, тот самый убийца магов, лег на стол между бутылкой и стаканом. — Задержитесь. Расскажу вам, как письмо получил. Мне ведь о почте сообщить не успели, так что я на станцию не собирался… Сначала. А потом решил написать своему хорошему товарищу из главного управления полиции, чтобы навел справки об одном человеке. Догадываетесь о ком?

— Угу. — Тэйт покосился на оружие. Перспектива опрокинуть еще стаканчик-другой виски уже не казалась такой неприятной.

— Зашел на станцию, а мне — письмо, — продолжал рассказывать Гилмор. — И как-то остальное из головы вылетело… Хотя товарищу я все-таки написал. Но ответ когда теперь получу? И как? Станции-то больше нет… А тут и вы заглянули, собственной персоной… Совпадение?

— Нет. Как раз затем и приехал, чтобы спросить, не вы ли станцию взорвали.

От такой наглости управляющий онемел на несколько секунд.

Потом задумался. Посмотрел по очереди на револьвер, на Тэйта и на бутылку и покачал головой.

— Не я.

— И не я, — счел нужным заявить Тэйт.

Гилмор нахмурился, переваривая информацию.

— Взрывное устройство наше было? — спросил по итогам размышлений. — Одно из пропавших?

— Два.

— Осталось… — Управляющий посмотрел на свои растопыренные пальцы, загнул несколько, разогнул и решил, что точные вычисления пока не требуются. — Много… Это плохо. Надо искать. Кому мешала станция?

— Не знаю. — Пока выходило, что больше всего станция мешала Тэйту, и в выигрыше остался именно он: и отчеты Пэт задержал, и запрос Гилмора, о котором даже не подозревал. — Давайте обсудим это завтра?

Управляющий взял со стола револьвер, повертел в руках, вздохнул с сожалением и убрал в стол.

— Давайте, мистер Тиролл.

— Тэйт. — Алхимик протянул через стол руку.

— Тед, — лишь на секунду замешкавшись, ответил крепким рукопожатием Гилмор. — Но… Что там все-таки с твоей теткой?

Тэйт решил, что вскрывать карты пока рано, и пожал плечами.

— Умерла.

Управляющий недоверчиво сощурился. Затем кивком указал Тэйту на стакан и поднял свой.

— Мир ее праху.

Бытует мнение, что все ученые одинаковы. Так и есть. Они похожи друг на друга, как овощи на крестьянских грядках. Точь-в-точь. Примерно как баклажаны и хрен.

И дело тут не только в многообразии наук, но и в многообразии самих ученых. Взять тех же историков. Одни всю жизнь не выбираются из кабинетов, архивов и пыльных библиотек. Другие десять месяцев в году проводят в дороге, собирая материалы для исследования, а оставшиеся два — под чутким наблюдением целителей, леча застуженные ночевками в ноле почки, измученный походной кухней желудок или приобретенный на раскопках древних захоронений грибок. Одни стабильно выдают по статье в месяц для популярных научных журналов, другие несколько лет работают над монографией по теме настолько узкой, что оценят ее единицы. Одних узнают на улицах по фотографиям в газетах, других не знают в лицо даже коллеги. Но некоторым из тех, кого не узнают сразу, потом с воодушевлением жмут руки и на банкете по окончании очередного симпозиума предлагают лучший столик, потому что сразу видно — ученый и вообще солидный человек, а других на тех же банкетах называют голубчиком или милочкой и велят подать еще профитролей, потому как внешность или возраст совсем не соответствуют и фотографий в газетах, опять же, не было.

Патрисия во всем этом держалась середины. Не специально, но так получалось. Были в ее практике и библиотеки, и раскопки, и статьи для широкой общественности, и узкоспециализированные работы, и лучшие столики, и… Нет, профитролей не просили. Миссис Данкан довольно быстро снискала известность в научных кругах. Во-первых, она была единственной женщиной, на таком уровне изучавшей историю и культуру гоблинов. Во-вторых… Не требовалось никакого «во-вторых». Гоблиноведов в Арлоне в принципе немного. Не привлекает тихая жизнь малого народа пытливые умы. Куда интереснее изучать древнюю цивилизацию драконов, культурные традиции соседей-эльфов или свою же, человеческую, историю. Тут и зарождение магии, и судьбоносные решения, и кровавые битвы эпохи Противостояния. Гоблины скучны на фоне этого карнавала событий. Судеб мира не вершили, войн не устраивали. Магии у них вообще нет. Шаманят понемногу, с духами общаются. Если те снизойдут, то дождь пошлют…

— А не снизойдут, то шамана куда подальше.

Бекка хихикнула, а отец неодобрительно покачал головой.

— Что? — не поняла его недовольства Пэт. — Между прочим, это твои слова. От кого я узнала основные принципы шаманизма?

— Я же не думал, что ты из этого дело жизни сделаешь, — проворчал доктор Эммет. — Так, для общего развития разъяснил, как смог.

— Вот именно, — вернулась к прерванному рассказу Пэт. — Для общего развития. Обычно гоблинов так и изучают. Бегло, вскользь. Их знания кажутся людям ненужными, потому что мы не можем их использовать. Точнее, прежде считалось, что не можем…

Любимые родственники появились в кухне сразу же после ухода Тэйта. Пэт не успела придумать, что им говорить, но надеялась потянуть время. Она была готова к вопросительным взглядам дочери и укоризненным вздохам отца, а затем собиралась прервать ментальный допрос на поедание пирога. Однако вышло иначе.

— Рассказывай, — потребовала Бекка, усевшись за стол рядом с дедом. — Мы имеем право знать, что с тобой происходит.

Говорила она по-взрослому строго, но не это поразило Патрисию. Ее дочь говорила! И это было не одиночное слово, которыми Бекка изредка ее баловала. Целая фраза, и довольно длинная. Получасовой монолог, произнесенный со сцены прославленным трагиком, не впечатлил бы Пэт так, как эта фраза.