Мы замолчали. Я безо всякого аппетита ковыряла вилкой в тарелке, Макс смотрел в темное стекло окна. На улице, оказывается, уже была ночь.

– Я завтра сделаю запрос насчет Андрея Жука.

– Я тебе хоть сейчас могу посмотреть.

– Влезть в компьютеры министерства обороны?

– Да все равно – кто туда только не лазит!

– Нет уж… хватит того, что ты незаконно проник в банковскую сеть!

– Но ты же просила!

– Мало ли о чем я попрошу? И что, ты все будешь исполнять, как золотая рыбка?

– Для тебя – буду, – упрямо сказал он, и я поняла, что – да, действительно будет. Поэтому лучше не просить.

Егор

На днях Псих приволок от своей девки скачанную из Инета песню «Никогда мы не будем братьями». Пел какой-то не то литовец, не то латыш. Псих, со своей вечной неугасимой любовью к гитаре и стремлением все переиначивать, перекраивать на свой лад и сочинять пародии, все крутил и крутил ее в своем углу, пока чуть не довел до припадка еще одного неуравновешенного из Ростовской учебки – того самого, который собирался резать трезубы на укропо-бандеровских спинах. Тот, в отличие от Психа, был совсем двинутый и уже успел прославиться на передовой. Он огромным самодельным тесаком отрубил руку пленного, на которой была татуировка «Слава Украине», и после этого его перебросили сюда, к нам. Теперь они с Психом сцепились, наскакивая друг на друга, как петухи, а потом так же неожиданно помирились и ушли в угол казармы, где Псих, как я уже знал, держал кокаин.

Если честно, я сам едва сдерживался, чтобы не заорать: «Выключи, выключи, выключи!!» Песня произвела на меня удручающее впечатление. Каждым словом она била по самым больным точкам. Мне было особенно тягостно – и я едва сдержался, чтобы тоже не попросить у Психа белого порошка. Теперь-то я точно знаю, что большинство из тех, кого мы пришли «спасать», ненавидят нас. И мы действительно никогда уже не будем братьями. Они не простят и не забудут. Что каждый день, когда наши войска остаются на ИХ земле, только будет расширять пропасть между народами. Что уже не помогут ни язык, ни огромный пласт общей культуры, не помогут даже связи между семьями. Все рухнет, все распадется. Потому что даже мне, у которого здесь нет ни родни, ни людей, дружбой которых я бы дорожил, от этих уничижительных слов нестерпимо больно.

Я поймал себя на том, что уже выучил все наизусть: «…что ж вы нам за “родня” незрячая?..» Неужели мы действительно не видим того, что совершенно тут не нужны? Оказывается, они, говоря на одном с нами языке, привыкли и думать, и поступать совершенно по-другому. Даже здесь, на дотационной земле Донбасса, люди были зажиточнее и раскованнее, чем в нашей глубинке, и совсем не такие зашоренные и запуганные, какими нам их представляли в новостях. А мы, «старшие братья», «старшесть» которых измеряется просто величиной территории, по большому счету, просто явились, как оккупанты, и плюнули этой гордой стране в душу. И единственное, что мы получили взамен всеобщего презрения, – это тот же сомнительный Крым, не признанный никакими цивилизованными странами, кроме одиозной Северной Кореи и еще парочки ей подобных. Но нас это не смущает – недаром мы даже пословицу придумали: «Хоть ссы в глаза – все божья роса!» Мы быстренько переделали карты, раздали паспорта и прикарманили украинскую собственность, не боясь комариных укусов дряхлой старухи Европы и огромной, но уж очень далекой Америки. Санкции? «Да положили мы болт на ваши санкции, подумаешь – нефть на рубль подешевеет! Русские не сдаются; шапками закидаем!»

Получилось, что я думал так же, как и вся страна. Я, как и миллионы обывателей, считал само собой разумеющимся, что к нашему «русскому миру» без возражений присоединятся огромные русскоязычные регионы, те города и веси, где украинский язык давно был в забросе и где, как казалось, нас только и ждут: Донецк и Луганск, Мариуполь, Харьков, Одесса… И тут случился первый крупный облом: если бы не войска, танки, «Грады» и «Буки», нам бы не досталось и этой мифической «Новороссии». Студенческий Харьков и ироничная Одесса попросту отвернулись, показав свою истинную сущность, а заодно и лицо украинской интеллигенции, которая, прекрасно говоря по-русски, оказалась все же Украиной, сплошь надевшей вышиванки и ломающей стереотипы тем, что этнические русские также объявляли себя украинцами! Даже здесь, где сейчас хозяевами были мы – именно МЫ, а не марионеточное правительство, которому мы только РАЗРЕШАЛИ существовать, – даже тут все еще сильно было это начало, место рождения которого, как я считал раньше, находилась далеко отсюда, там, на другой стороне Днепра.

Мы рассчитывали легко разбить Украину на две половины: пускай ненавидящие все русское западники живут по-своему, лезут на карачках в Европу – мы же приберем к рукам всю восточную часть. Но… они неожиданно оказались сильней и сплоченней, чем мы ожидали, а вот наш «русский мир» на поверку выявился фикцией – и это был удар под дых. Почему же нам показывали только раззявленные рты тех, которые орали «Путин, приди»? Почему не показывали проукраинские митинги, которых, оказывается, здесь, в Донецке и Луганске, тоже было более чем достаточно?

Каждый день я говорю себе: «Ты совершил ошибку. Ты САМ ее сделал и теперь САМ должен расхлебывать». Когда совсем худо, я твержу: «Делай что должно, и будь что будет». Но, увы, эта формула офицерской чести не работает ЗДЕСЬ, где каждый делает лишь то, что считает ВЫГОДНЫМ ДЛЯ СЕБЯ. Это делают все и каждый, и прежде всего – моя страна, которой, собственно, пофиг местные русские… Она, моя великая родина, пришла сюда не за тем, чтобы дать им большие пенсии, или работу, или что еще – это на раз просчитает человек, обладающий хоть каплей логики. Из обрывков разговоров тех же ополченцев, отправивших свои семьи в Россию, я уже знаю – им там не рады. У них нет ни приличной работы, ни жилья, ни обещанных пособий. С их заработков удерживают дополнительные налоги, и они – РУССКИЕ! – не могут ассимилироваться в той стране, куда так рвались. А что же мы? Что МЫ сделали для этих людей, кроме того, что лишили их жилья, работы, негласно ввели войска, дали убежище ненавидимому всеми вору, которого только мы еще считаем их президентом, и из небольшой искры раздули целый пожар?

Выходит, мы явились сюда только за тем, чтобы покрасоваться перед всем миром: вот мы какие большие и сильные, и никто нам не указ. Захотим – отдадим обратно, и то на собственных условиях, а не захотим – и вовсе никто ничего не получит. А президента вам посадим того, кого посчитаем нужным, – вы же, недорусское быдло, молчите в тряпочку и не рыпайтесь. Вот как-то так.

Получается, что в Украине нас встречали поцелуями взасос только те, кто хотел погреть руки на войне, кто жаждал новых 90-х, передела собственности, кто мечтал нажиться за счет откровенного грабежа и сделать состояние на крови. Были здесь еще и те, кто почему-то хотел переселиться в Россию, причем не выходя из собственного дома, – но таких я и вовсе не понимал. Стоило ли огород городить, разрушать целые поселки, дороги, заводы, коммуникации, устраивать Средневековье, если можно было просто продать здесь и купить в нашей глубинке? Тем более что цены на жилье до того, как мы пришли их «спасать», в Донецке были дай боже. Казалось бы – продай и спокойно переезжай в Тамбов, Тулу, Псков, Смоленск… Фантастически просто! Нет ведь никакого языкового барьера, покупай дом, меняй гражданство и – все. Я сам когда-то хотел уехать на заработки куда-нибудь в Италию или Испанию, а останавливал меня только пресловутый языковый барьер, ну, и еще профессия. Там не нужны актеры, но ведь шахтеры, горные инженеры, люди с рабочими руками – они пока еще нужны ВЕЗДЕ.