Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот сейчас Крапчатого грыз крохотный червячок страха, что Серый мог как-то узнать о его попытке. Все-таки Харб, в отличие от того же Черного, посещающего Запретный остров раз в год, имеет туда постоянный доступ…
Если языки искажений, дотянувшиеся от края острова к дому Даккена, и затронули жилище Серого, то сейчас уже все стихло. Холл с уходящей наверх лестницей был пустынен. Шпалеры на стенах, ковер с толстым ворсом да стойка для зонтиков в углу.
— В зеленую гостиную его, — коротко скомандовал Харб. С морщинистого лица разом пропал всякий намек на благодушие.
Хельдер пока так и не понял, может ли он шевелиться. То, что его удерживают в вертикальном положении, не дают упасть — это, конечно, хорошо, но насколько он сейчас свободен?
Магия молчаливо шагающих Серых (сколько их: двое, трое?) неспешно несла Хельдера по коридорам, и он, стараясь не думать о боли в груди, осторожно попробовал пошевелить рукой. Пальцы двигались, что уже радовало. Впрочем, даже этот короткий жест не ускользнул от внимания безымянного Серого.
— Не дергайся, — равнодушно буркнул он за спиной хриплым голосом. — Хуже будет.
Хельдера от этого «вежливого» предупреждения мороз по коже продрал.
Зеленая гостиная оказалась здесь же, на первом этаже. Крохотная комната с бирюзовыми обоями выглядела какой-то инородной, пустынной. Из всей обстановки — пара кресел, картина, изображающая сошествие Первого на землю Запретного острова (с точки зрения Хельдера, Первый совершенно на себя не походил, был каким-то чересчур лощеным, откормленным, но кто сейчас будет спрашивать мнение очевидца?), да ростовая ваза в углу, изукрашенная цветными змеями.
— В кресло. — Слова Харба походили на приказ, да и, скорее всего, таковым и являлись.
Крапчатый приземлился на одно из свободных сидений. И надо сказать, его даже не уронили: опустили в кресло мягко, осторожно. Это, конечно, могло успокоить, порадовать, но Хельдеру от внезапно вежливого обхождения стало еще неуютнее. А если еще вспомнить прозвучавшее в спину напутствие в коридоре…
Серых было все-таки трое (это если не считать самого Харба). Только сейчас Хельдер смог их разглядеть. Казалось, они все доводились друг другу родственниками. Вроде бы и разные лица, и разная комплекция, и даже на мундирах-сутанах разные знаки различия, и все равно такое чувство, будто между ними что-то общее. То ли мимика, то ли жесты, то ли что-то неуловимое в глазах…
Мист Харб медленно опустился в свободное кресло. Задумчиво потер мочку уха и кивнул Серым:
— Идите.
Дождавшись, пока за конвоирами закроется дверь, мужчина перевел взгляд на Хельдера:
— А теперь поговорим…
Каждый вздох отзывался болью в груди. «Не иначе как опять перелом или трещина ребра», — кисло подумал Хельдер, переводя взгляд на главу Серых. Умеет Кремпи бить, этого у него не отнять.
— Как тебя зовут? — ровно поинтересовался Харб.
Крапчатый поморщился от боли.
— Хельдер Лейден.
Эх, сейчас бы хоть чуть-чуть подлечиться… Способности Имке очень малы, сразу она не поможет. Тут бы хорошо сработала магия Черного. Или Первого.
Ага, это будет очень весело: пинком открыть дверь в кабинет к Гормо Даккену и грозно заявить: «Я помог Руте, вылечи меня, а то тут Бурый из твоей свиты сломал мне пару ребер». Черный будет счастлив и несомненно поможет.
Харб задумчиво потер подбородок узловатыми пальцами:
— Какой у тебя ранг?
Честно говоря, это весьма походило на допрос. Только Хельдер был не в том положении, чтобы спорить и возмущаться.
— Крапчатый.
— И что ты не поделил с Бурыми?
На языке крутилось, что тут больше бы подошла формулировка на тему, что Бурые не поделили с самим Крапчатым, но Хельдер благоразумно проглотил язвительный комментарий:
— Не знаю.
Больше всего ему сейчас хотелось оказаться подальше от Серого, от Черного, от припадочной Руты, от всего-всего этого достающего… Ему хотелось попасть если не в больницу, залечить ушибы, то хотя бы домой, где Имке, увидев брата, всплеснет руками, потащит в спальню, силком уложит в постель, требуя не вставать и не дергаться, проведет горячими, почти обжигающими ладошками над кожей, принимая на себя часть боли и исцеляя…
А в голове почему-то всплыл кусок из сегодняшнего сна — эпизод, увиденный за мгновение до того, как Хельдера разбудили…
— …А кто тебе сказал, что эти ваши службы нужны мне?
На миг повисла пауза. Крапчатый не знал, что ответить на это заявление, — слишком уж странно оно прозвучало.
У сидевшего в клетке койота пропал весь запал. Золотой огонек в глазах погас, и зверь огорченно отвернулся:
— А, ладно, забудь. Ты лучше скажи, прутья посчитал?
Этого Хельдер уж точно не ожидал.
А Первому было как-то все равно, получит он ответ или нет.
— Ладно, можешь не говорить. Я и так скажу — их ровно двадцать.
А потом Хельдера разбудили вылитым на голову стаканом воды.
…Харб кашлянул:
— Может, они знают?
Хельдер, занятый своими мыслями, сначала не понял, о чем речь:
— Кто?
— Бурые. — Морщины на лице главы Серых собрались в узелок. Он то ли улыбался, то ли сердился, и не поймешь сразу. — Нет?.. — Мист Харб помолчал, так и не дождался ответа и тихо спросил: — Тяжело пришлось?
Крапчатый поднял на него удивленный взгляд: парень совершенно не ожидал столь резкого изменения темы разговора и тона, которым все произносилось. Сейчас в голосе Серого звучала… жалость?
— Я привычный.
— Хочешь сказать, что это не в первый раз?
Теперь уже сомневаться не приходилось. В голосе главы Серых явственно слышались сочувствующие нотки. Он что, действительно пожалел Хельдера?
— Ничего я не хочу сказать, — огрызнулся парень.
Что хорошего выйдет, если он начнет сейчас жаловаться? Серый пойдет и сообщит главе Бурых, выполняющему функции судьи и главы жандармерии, что его подчиненные занимаются мелким хулиганством? Ну выловят Кремпи, поругают, погрозят пальчиком (кто захочет связываться с тем, кто состоит в свите Черного?), а этот мерзавец потом станет донимать Имке?
Лучше сделать вид, что ничего не произошло. Сейчас. А когда получится осуществить задуманное, Кремпи будет первым, кто ответит по всем счетам.
— Понимаю, — кивнул Серый. — Ты думаешь, что чересчур слаб, чтобы дать отпор. Но даже капля точит камень. И самый слабый может стать самым сильным.
Вот уж к чему Хельдер не был расположен, так это к выслушиванию проповедей. Впрочем, сейчас вряд ли получится сказать это прямо. Приходилось натягивать на лицо маску внимания и делать вид, что не придаешь никакого значения боли в груди.