хотя обвинения продолжались. Говорили, что Мартин с помощью колдовства довела одну женщину до безумия и убила младенца, который родился чертенком. Из более тривиальных поступков: она обвинила одного мужчину в воровстве и открыто спорила со своими детьми. Она рисковала своим местом в молельне. Сюзанна Мартин дважды была лишена наследства – сначала мачехой, потом мужем племянницы, судилась, но безуспешно. Восемь обвинительниц забились в лютых пароксизмах, когда Мартин подошла к барьеру 2 мая, но Энн Патнэм все же исхитрилась и бросила в нее перчатку. Старушка рассмеялась. «Что?! – задохнулся Хэторн. – Тебе смешно?» – «Ну нельзя же не смеяться над этой дурью», – пожала она плечами. Хэторн нахмурил брови: «Дурь? Страдания этих людей?» – «Я никому не причиняла страданий», – ответила Мартин, и Мерси Льюис повалилась на пол к ее ногам.

Это вызвало у Мартин, собранной и уверенной в себе, новый приступ смеха. «Ты что, не считаешь, что они заколдованы?» – спросил Хэторн. «Нет, не считаю», – был ответ [57]. Судья потребовал от женщины более внятного объяснения. Возможно, они сами занимаются черной магией, предположила обвиняемая. Он помнит ведьму из Эндора? Она тоже притворялась святой – дьявол ведь может принять какую угодно форму. Язвительность Мартин вызвала в зале еще больше волнения и улюлюканий. «Ты сегодня долго добиралась до суда, ночами у тебя быстрее получается», – поддела ее горничная Патнэмов. «Нет, дорогуша», – сказала старая женщина, подпуская в процесс редкую нотку сарказма. Если они собираются бросать в нее перчатки, то она будет метать в них слова. «Ты не сочувствуешь пораженным?» – поинтересовался Хэторн. «Нет», – сказала она. Считалось, что, если ведьма дотронется до своей жертвы, ее чары ударят в нее же, как электрический разряд. Судьи велели пораженным подойти к Мартин. Четверо повиновались, а Джон Индеец поклялся, что убьет колдунью. И тут же, отброшенный ее недюжинной силой, рухнул на пол.

Вся община уверена в твоей виновности, сообщил ей Хэторн. «Пусть верят во что хотят», – фыркнула она. Ей зачитали длинный список необъяснимых до этого времени[55] происшествий. Мартин не только заколдовывала коров и топила быков, но и сама превращалась в черного кабана. А восемнадцать лет назад она как-то прошла несколько миль пешком в самую слякотную пору и даже не запачкала обуви (как ей это удалось, волновался обвинитель. Она должна быть по колено в грязи после такой прогулки! Пожилая дама объяснила это прозаически: она просто не любит мокнуть и пачкаться. Быстрые перемещения в пространстве – особенно если казались похожими на перелеты – вызывали подозрение. Так двигались индейцы. Преступление Сюзанны Мартин было хуже: тяжелые промокшие юбки сковывали женщин, она же спокойно выпуталась из своих). Одной ясной лунной ночью она сделалась огненным шаром. Превратила собаку в бочонок. Это она – обернувшись кошкой – впрыгнула к мужчине в окно и душила его в кровати. Больше, чем кто-либо другой, старушка вынуждала мужчин признаваться, что они до смерти напуганы – в поле, в лесу, ночью в собственных постелях. Она правда уверена, что девочки притворяются? – уколол Мартин Хэторн. Она не может сказать наверняка. Но она так думает? «Я не смею лгать, даже во спасение своей жизни», – сказала женщина, снова признав, что конкретно, по слухам, на этот момент стояло на кону. К такому же выводу пришел и кое-кто еще: впервые на этой неделе констеблям не удалось поймать подозреваемого. В понедельник салемский торговец Филип Инглиш буквально испарился. Будучи зажиточным человеком, он сумеет целый месяц провести в бегах.

Хэторн запланировал допрос Берроуза на 9 мая, и призрак священника в предвкушении этого события просто взбесился. Если он не колдовал над камином Кисера, то соблазнял Мерси Льюис модным журналом – она клялась, что журнала не было в кабинете Берроуза, когда она у него работала, – и уносил ее с собой на безумно высокую гору. Под ней простирались «все царства на земле». Они будут твоими, обещал призрак, стоит только продать свою душу (Берроуз, видимо, хорошо учил Льюис: эти описания она почти без изменений позаимствовала из того места в Евангелии от Матфея, где дьявол искушает Христа; этот же текст Лоусон цитировал в своей проповеди 24 марта). Кроме того, Берроуз напал на племянницу доктора, одну из немногих обвинительниц, кто прежде его не встречал. Незнаком он был и тридцатишестилетней Саре Биббер [58]: к ней просто подошел мужчина в темном пасторском облачении, ущипнул и предложил сопровождать его, когда она направлялась в деревню на утреннее слушание. Он не представился ни заклинателем, ни колдуном: она только в молельне сообразила, что это был за мрачно одетый кавалер.

За день до слушания Берроуза Пэррис провел в деревне причастие, предупредив, что те, кто вкусил от угощения дьявола, не могут пить из чаши Господа. Все лето он напоминал прихожанам, что в мире всего две стороны. «Либо вы на одной, либо на другой», – повторял он без всякой необходимости [59]. Домашние Пэрриса хорошо знали, что каждый член сообщества уже был либо за него, либо против. Деревня находилась в эпицентре вселенской битвы, которую дьявол и его войско будут вести, пока у них хватит сил. К осени пастор уже сравнивал эту осаду с библейскими испытаниями и в упоенье перечислял врагов от Ирода до Людовика XIV, семью годами ранее отменившего Нантский эдикт и лишившего французских протестантов свободы вероисповедания – пуританский дьявол, конечно, обожал все французское: королей, драгунов, священников и моду. Пэррис делал выговор любому, кто сомневался в заговоре. «Если существовали когда-нибудь колдуны и колдуньи, заключившие договор с нечистым, то тут, в Новой Англии, их видимо-невидимо», – возвещал он. Эти адские чудовища населяли самые обжитые города и самые далекие пределы. Они эволюционировали из своих традиционных обличий. Где раньше вас донимала «глупая невежественная бабка», там теперь за поселенцами охотились высокообразованные, с виду благочестивые маги обоих полов – а это самое опасное положение дел.

Менее чем через сутки Джордж Берроуз вошел в то же щерившееся стропилами помещение. На нем был строгий черный костюм с жилетом, но не было отличительного белого пасторского воротничка. Читавший здесь проповеди трижды в неделю на протяжении двух лет священник знал здесь каждую дощечку и вряд ли сохранил об этом здании приятные воспоминания. Девятью годами ранее в молельне он долго и тщетно пытался решить спор с Джоном Патнэмом. В ходе той встречи Патнэм предложил своенравному маршалу стребовать долг со своего бывшего жильца. Берроуз отмахнулся. Ему нечем заплатить, кроме разве что собственного тела. Далее он бросил противнику вызов: «Ладно, и что ты будешь со мной делать?» [60] Маршал обернулся к Патнэму.