Френка, застреленного снайпером прямо в собственном доме. Но, из проверенного источника в доме Адреас, вашему покорному слуге стало известно, что глава клана проводил эксперименты с непроверенными артефактами, стремясь получить вечную молодость. В итоге артефакт убил его. Частично подтверждает эту теорию тот факт, что в последние десять дней своей жизни он выглядел как полный жизни сорокалетний мужчина…»

— Здоровья усопшему, — пробормотал я, переворачивая страницу.

« Кажется, что злой рок преследует клан Адреас. Не успело тело его главы остыть в семейном склепе, как сразу в четырех домах этого уважаемого клана прогремели взрывы, унесшие жизни почти половины клана. Предварительная версия следствия — утечка газа. Подрядчик объявлен в розыск…»

— Жуть какая. Кто бы мог подумать, что такое может произойти? — перед глазами встала уже начавшая забываться сцена, как Егор бежит к взорвавшемуся дому, как я догоняю его и заваливаю на землю, и как он встаёт, а его черных волосах белеет седая прядь, которая навсегда останется напоминанием того страшного вечера, когда он на мгновение подумал, что потерял всех, кого любил. — А правда, где его черти носят? — я оглянулся, но не увидел Ушакова и перевернул очередной лист. Газета была из Содружества, и читать с синхронным переводом было сложновато, но зато было чем убить время. Ожидание затягивалось и как бы заседание Совета не отменилось. Этого Ушакову никто не простит. А может быть, Егор именно этого и добивается?

Так, что тут у нас ещё есть интересного? Ага.

'Сильный взрыв в военной экспериментальной лаборатории Содружества лишил нашу оборонную машину большого числа замечательных ученых, многие из которых погибли под завалами…

Аналогичный взрыв прозвучал в имперской лаборатории Министерства обороны империи Востока. Не вызовет удивления, если в итоге окажется, что учение в разных уголках мира работали над одним проектом и что-то в итоге пошло не так…'

— Ну что вы, что может пойти не так? — я свернул газету и бросил взгляд на императора. Он выглядел больным. Такой срочный Совет для определения наследника престола собран не просто так. Похоже, что здоровье Михаила куда хуже, чем он показывает. Но где же Ушаков, чтоб его!

* * *

Егор опустился на колени и сложил руки в молитвенном жесте.

— Пожалуйста.

— Егор, встань немедленно, — Мария Керн с ужасом смотрела на гордого аристократа, стоящего перед ней на коленях. — Это ужасно видеть тебя в таком виде.

— Я готов пережить любое унижение наедине с тобой, если в итоге ты сжалишься надо мной, тётя, я готов умолять. Отдай мне это проклятое свидетельство.

— Егор… — Мария заломила руки. — Я так долго боялась за жизнь Кости, что теперь…

— Мария, — Егор обхватил её тонкие запястья сильными руками. — Косте сейчас практически ничего не угрожает. Но, поверь, лучше он, чем я. Я прежде всего солдат, и всегда им останусь. Клянусь, я буду ему верной, самой верной опорой трона. Я взвалю на себя армию, если Косте понадобится в этом моя помощь, но я не могу принимать решения за всю страну. Да и Орловы за столько лет срослись с тем, что они правящий клан. Их так воспитывали и, видит бог, несмотря ни на что, они справляются с этой ношей. Две паршивые овцы только подтверждают правила.

— Но…

— Тётя, — Егор поднес её руки к губам. — Костю не надо больше защищать. Твой мальчик вырос. Настала его очередь заботиться и не только о тебе. Я умоляю тебя, отдай мне свидетельство.

— Егор, встань. Не пристало вернейшей опоре трона ползать на коленях перед слабой женщиной, — Мария встала и подошла к секретеру. Открыла один из многочисленных ящичков и вытащила свернутый в рулон и перевязанный лентой пергамент. Егор даже крякнул от неожиданности. Оказывается, свидетельство о браке Марии Керн и Виталия Орлова всегда было рядом, только руку протяни. — Ты прав, Костя вырос. Пора ему расправить крылья. Как бы я этому не сопротивлялась, но он Орлов… — Она зажмурилась и слегка сжала руку. Пергамент смялся, а Егор задержал дыхание, потому что ему показалось, что Мария сейчас порвет так нужную ему бумагу. Но мать Кости справилась с секундной слабостью и протянула ему свидетельство. — Держи, и… будь, что будет.

* * *

— Так, это уже выходит за все границы приличия. — Огарёв поднялся со своей неудобной скамьи. — Я вынужден просить председателя Совета отложить заседание.

— Похоже, я вынужден буду соглас… — деда прервала со стуком открывшаяся дверь.

В зал заседания Совета ворвался Ушаков. Глаза глав кланов и их наследников обратились на Егора. Он, похоже, долго и быстро бежал. Потому что я не представляю, почему настолько тренированный человек мог так сильно задохнуться. Ухватившись одной рукой за дверь, он поднял взгляд. Я проследил за ним. Егор смотрел на Юрку, который вопросительно кивнул головой. В ответ Ушаков поднял большой палец вверх. Юрка закатил глаза и так радостно улыбнулся, что я сразу заподозрил неладное. На меня эти гады не смотрели. Егор так вообще избегал встречаться со мной взглядом.

— Наконец-то, — Огарёв садиться не спешил. — Ну, раз один из основных действующих лиц решил всё-таки посетить наше скромное общество, я сразу объявлю, что предлагаю…

— Нет, — Егор наконец отдышался. — В этом нет необходимости. Господин председатель, это свидетельство о браке Марии Керн и Великого князя Виталия. Ребёнок, рожденный в этом браке становится наследником престола Российской империи автоматически. При подтверждении его полномочий, Кодексом, естественно.

Дед взял скрученный пергамент, как ядовитую змею. Он бросил на Егора такой яростный взгляд, что я сразу понял, дед знал и о свидетельстве, и о том, где оно хранилось. Вот какого черта он его не уничтожил⁈

— Виталий, пусть Кодекс решает, — в голосе Михаила прозвучало такое облегчение, что мне стало не по себе.

Дед встал и на негнущихся ногах подошел к механизму, опускающему фолиант. Когда книга остановила движение, он подхватил Кодекс и положил его на подставку. После чего аккуратно поместил поверх древней книги свидетельство. Сначала ничего не происходило, и я уже готов был перевести дух, но тут свидетельство вспыхнуло мягким золотистым светом и через долгих десять секунд приобрело прежний вид.

— Подлинность данного документа не подлежит сомнению, — дед взял себя в руки и говорил теперь спокойно и с достоинством.

— Ну тогда о чём вообще говорить? — встал Бергер. — Пускай Константин пройдёт проверку, и мы все со спокойной душой разойдёмся по домам.

Как бы меня не недолюбливали многие присутствующие, но на этот раз никто не возражал. Я встал и подошёл к деду.

— Давай покончим с этим, — тихо проговорил я.

— Ты прав, — дед вздохнул. — Поверь, я хотел оградить тебя от этого.

— Верю. Только вот ушлый Ушаков тоже хотел оградить себя от этого и нашёл нужные слова, раз мать отдала ему эту проклятую бумажку. — Так же тихо проговорил я. — Ваську Кодекс принял?

— Он не проходил процедуру, постоянно отнекивался. Наверняка был уверен, что Кодекс его выкинет из очереди на наследство. Но, согласно тому же Кодексу, это необязательная процедура. Видимо, твои дружки решили таким образом перестраховаться, чтобы уж наверняка и ни у кого никаких сомнений не осталось. — Он снова вздохнул и открыл тяжелую обложку. — Положи правую руку на первую страницу. — Я положил ладонь на шершавую страницу. — Повторяй за мной. Примешь ли ты моё служение на благо страны и людей, проживающих в ней.

— Примешь ли ты моё служение на благо страны и людей, проживающих в ней, — послушно повторил я. Сначала, как и со свидетельством ничего не происходило, но затем поднялся ветер, взлохматив волосы, а из книги рванул сноп золотистого света, который пронзил мою руку, всё ещё лежащую на странице.

Я стиснул зубы, чтобы не заорать от пронзившей меня боли. Перед глазами замелькали образы, миллионы образов, битвы мои и чьи-то чужие, безликие. Кай, сидящий верхом на Темном единороге, поднимающий меч и указывающий им на меня. Его губы кривятся в издевательской полной презрения усмешке. Словно безликий не верит в то, что жалкие людишки посмели восстать против хозяев этой земли. Я же соскакиваю с белогривого коня и иду ему навстречу. В моих руках обнаженный меч. Я подхожу к белому камню, и с силой вонзаю меч в него. Камень плывёт, как пол под воздействием магии Ушакова и меч наполовину входит в него, а затем раскалывает