Снова шли сумрачным переходом, потом неожиданно попали в небольшой уютный зал, в центре которого стояли низкие столы, накрытые легкими светло-зелеными скатертями. На столах широкие блюда под плов, светлые, должно быть серебряные, ковши, расписные фарфоровые пиалы. Длинный ряд столов упирался в возвышение не более аршина, где на столе с резными ножками сияла при свечах золотая утварь.

Откуда-то из боковых дверей сюда просачивался аппетитный запах готового плова. «Ханский трапезный зал», – догадался Данила и общим поклоном приветствовал молчаливо стоящих у стен киргиз-кайсацких посланцев. Здесь были все, кроме Мурзатая и Мусульман-Бия. Малыбай пояснил причину их отсутствия:

– В тронном зала читают уже брачную молитва. Самый старика по годам Мусульман-Бий там, однака, вместо Нурали-хана дает обещаний прислать в Хива свой дочкам Матыр-Ханикей.

Действительно, через несколько минут в боковую дверь вошли тучный, степенно вышагивающий Мурзатай, под которым, казалось, прогибались каменные плиты пола, и за ним, путаясь коленями в нескольких просторных теплых халатах, семенил высокий и сухой седобородый Мусульман-Бий. За киргиз-кайсаками появились ближайшие советники хана Каипа и среди них чем-то недовольный, со злыми глазами ханский достарханчей. Елкайдар тут же начал сварливо распоряжаться, куда и какое кушанье поставить перед гостями, которые с некоторой долей робости усаживались вокруг столов. Данила, неудобно и непривычно поджав под себя ноги, скромно пристроился у низкого столика. Подумал: «Долго мне так не высидеть – ноги затекут, не подняться будет роптово, если хан войдет в зал». Наклонился к Малыбаю и полюбопытствовал тихонько:

– Хан Каип будет ли с нами трапезничать?

– Однака не будет, – отозвался киргиз. – Без него никто бы не отважился за стола первым залезать.

Приближенные хана, словно продолжая давний спор, о чем-то раздраженно переговаривались на противоположном конце стола. Данила, как ни вслушивался, не мог понять о чем. Тихо спросил Малыбая:

– Не о нас ли речь у ханских вельмож?

Малыбай отвлекся от вареной баранины и, не подавая вида, настороженно прислушался к чужому разговору.

– Однака ругался между собой, – успокаивая Данилу, прошептал Малыбай. – Елкайдар гаварит: наш шигаул Сапар-бай очень хитрый батыр, на двух верблюдам сразу хочет шибка-шибка скакал по степи, не боялся упасть между верблюдам. Шигаул Сапар-бай отвечал, однака, что ловкий батыр и на двух смирных верблюда сумел скакать, а на одном, если бешеный тот верблюда, однака, можно убиться до смерти.

Данила попросил разъяснить эту трудную иносказательность. Малыбай послушал еще некоторое время и растолковал, что Елкайдар упрекает шигаула за его старание угодить и хану Каипу, и северным белым царям. Сапар-бай в свою очередь предостерегает достарханчея от неуемной злости и беспричинных страхов перед далекими «ференги урусами», которые, как ему кажется, и не собираются воевать с Хивой, лежащей от них так далеко за безводными песками.

«Их раздор нам на пользу может обернуться», – подумал Данила.

Поели жирный плов, отварное мясо, запили крепким, для Данилы все еще непривычно горьким чаем. Слуги унесли столики. Резко и неожиданно распахнув створки легкой деревянной двери, в зал вошел хан Каип в сопровождении двух рослых телохранителей. Елкайдар, Сапар-бай и еще один толстенький хивинец поспешили к хану, помогли взойти на возвышение, усадили на ковры и подсунули под локти тугие, обтянутые красным бархатом подушки. Киргизское посольство почтительно встало перед ханом, а впереди всех почтенные родственники Нурали-хана Мурзатай и Мусульман-Бий.

– Слушай, мирза Даниил, об урусах говорить с ханом Каипом будут, однака, – шепнул Малыбай Рукавкину и по возможности точнее начал пересказывать сначала такую мирную беседу киргиз-кайсацких посланцев с ханом Каипом.

Хан, облокотясь о левую подушку, приветливо посмотрел на Мусульман-Бия и высказал пожелание, чтобы тот как можно скорее выехал в Малую Орду за Матыр-Ханикей.

– Я готов, о великодушный хан, исполнить твое пожелание, – почтительно, однако медленно сгибая старую спину, ответил белобородый Мусульман-Бий. – Но дозволь, о справедливейший, напомнить, что мы не выполнили наказ нашего добрейшего хана Нурали, не доставили пред твои светлые очи все подарки, которые привезли с собой.

Черные брови хана Каипа вопросительно изогнулись над пристальными, широко расставленными глазами. По толстым щекам скользнула довольная улыбка, хан медленно шевельнул рукой, давая знак продолжать.

– Отправляя нас в благословенную Хиву, Нурали-хан наказывал в сохранности довезти подарки урусского губернатора.

Хан Каип сдвинул брови к низкому переносью, прищурил глаза и замер, не спуская немигающих глаз со спокойного, медлительного по своей старости Мусульман-Бия. И вдруг резко сказал шигаулу:

– Пусть внесут!

Сапар-бай тут же поспешил в комнату, где остались Кайсар-Батыр и Григорий Кононов с казаками. Данила замер и боялся шевельнуться, чтобы не выдать своего присутствия среди киргиз-кайсацкого посольства: понял, что не только разговор о россиянах придется не по душе хану Каипу, но даже подарки их он если и согласится принять, то только ради будущей свадьбы с Матыр-Ханикей.

За спиной послышались тяжелые шаги. Это шел Григорий. Он с достоинством нес на атласной голубой подушке саблю с золотым эфесом, усыпанную дорогими камнями, а рядом с нею два пистоля отменной тульской выделки. Данила колебался недолго: что с того, если хан и не оповещен о присутствии здесь российского караванного старшины? Разве не от их большого Отечества преподнесены эти подарки повелителю Хивы? И что за честь ему будет впредь среди здешних ханских вельмож, если теперь отсидится, словно филин темной ночью в глухом дупле, за спинами киргизских посланцев?

«На сию минуту сила всей святой Руси в нас вместилась, – с нежной гордостью за свое Отечество подумал Данила. – Пусть зрят эту силу и нашу твердость недоброжелатели и друзья, коль здесь они есть, и отнесутся к ней должным образом».

– Идем, Данила, – негромко позвал Кононов, словно по лицу караванного старшины прочитал о его душевных волнениях. – Тебе и представлять наши подарки хану.

И Данила как под лед шагнул, за ним Кононов, а за Григорием показались и братья Опоркины с подарками в руках. Киргиз-кайсаки расступились. Данила почувствовал на себе цепкий и настороженный взгляд Елкайдара, как будто тот не мог сообразить: откуда же здесь быть российскому купцу и кто его впустил явиться перед ханом? Но Данила пересилил почти физическое давление в грудь этого взгляда, ступил раз и второй, приблизился к возвышению. Под удивленным взглядом хана Каипа – «Стало быть, не был оповещен хан о моем здесь присутствии», – пронеслось в голове, – отбил по русскому обычаю глубокий поклон рукой до ковра перед возвышением.

– Прими, о повелитель Хорезмской земли, скромные дары от господина оренбургского губернатора, – и сам подивился, как хватило смелости тут же добавить: – Да пусть никогда дым оружия не затмит голубого неба над нашими странами.