В доме, где он жил с женой и двумя своими обожаемыми близнецами, имелся подпол, заставленный разнокалиберными банками с соленьями и вареньями, а также другими многочисленными припасами, сделанными заботливой Натальей. Но Сердюк помнил предостережения Марины Андреевны и потому даже думать себе запрещал о том, чтобы спуститься в подпол.

В конец концов майор позволил себе небольшой компромисс. Он извлек из холодильника и поставил на стол трехлитровую банку, где под тонкой пленкой плесени в мутном рассоле колыхались маленькие пупырчатые огурчики, достал из морозилки кирпичик розоватого сала, а из корзинки — буханку черного хлеба. Выудил из банки три крепких огурчика, отрезал тонкий ломтик сала и, поколебавшись, еще раз открыл холодильник. В ячейке на дверце стояла бутылка водки, настоянной на жгучем красном перце.

Соорудив себе бутерброд, Сердюк наполнил маленькую рюмку и с удовлетворением посмотрел на стол. Скромный холостяцкий ужин в полном соответствии с предписанием врача. Ведь Марина Андреевна не запрещала есть, она советовала лишь соблюдать меру…

В дверь позвонили. С тоской посмотрев на бутерброд, Сердюк пошел открывать.

На пороге стоял старший лейтенант Жгут.

— Здравия желаю, товарищ майор! — козырнул Алексей. — Извините за поздний визит. Разрешите войти?

— Заходи, — кивнул Сердюк. — Ноги только вытри. Не в казарму пришел.

Алексей ступил в прихожую и громко затопал сапогами. В приоткрытую дверь кухни он увидел стол, покрытый вышитой скатертью, розовеющий шмат сала и прозрачную бутылку, на дне которой плавал огненно-красный перчик. Жгут сглотнул. Есть ему не хотелось, но натюрморт был соблазнительным.

— Как самочувствие? — спросил он и сделал несколько шагов по направлению к кухне.

Вообще-то состояние сердюковского здоровья Жгута не очень волновало, но к недавней болезни замполита он имел некоторое отношение, и потому совесть его все-таки мучила.

Сердюк по-прежнему стоял, загораживая проход, и, похоже, не собирался предлагать Жгуту разделить с ним ужин. Притворно вздохнув, майор сказал:

— На диете сижу.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Алексей. — Смотри не раздави.

Сердюк набычился.

— А ты чего моим здоровьем интересуешься? — с подозрением спросил он.

— Да так, — Алексей пожал плечами, — из вежливости. Проходил вот мимо, дай, думаю, зайду спрошу.

— Мог бы и в штаб зайти. Да, кстати, почему вас, товарищ старший лейтенант, не было на политзанятиях?

— Работал, — многозначительно произнес Жгут.

— Ты? — Сердюк усмехнулся. — И над чем же?

— Так вот я чего и зашел… — Жгут полез в карман и вытащил сложенный вчетверо листок. Аккуратно развернул его, расправил. — Петро, может, мы сядем где-нибудь? — спросил он. — А то вдруг мне записывать придется?

— Ну пойдем сядем, — согласился Сердюк и направился к двери в комнату.

Проход на кухню оказался свободен, и Жгут, быстро войдя, без приглашения плюхнулся на стул. С показным равнодушием отодвинул от себя тарелку с солеными огурцами, успев втянуть ноздрями острый пряный запах, и положил на стол листок с напечатанным на машинке текстом.

Сердюк, нахмурившись, сел напротив. Пить с Лешкой он не хотел. Во-первых, он был не в том настроении, а во-вторых, совместное распитие спиртных напитков со страшим лейтенантом Жгутом ни к чему хорошему привести не могло.

— Да ты ешь, — сказал Алексей, продолжая утюжить ладонями листок.

— Успею, — нетерпеливо откликнулся Сердюк и на всякий случай переставил бутылку поближе к себе, с опозданием сообразив, что поступил крайне необдуманно.

— Водку сам делал? — немедленно спросил Жгут.

— Еще скажи — сам гнал, — пробурчал Сердюк. — Наталка настаивала.

— Ну откуда ж я знаю? — простодушно сказал Жгут. — Может, это по каким-нибудь вашим рецептам. Горилка какая-нибудь. — Он неожиданно перегнулся через стол, сцапал рюмку и одним махом опрокинул содержимое в рот. — Ух! — передернулся Жгут. — Забирает! — Он взял огурец и принялся с хрустом жевать, потом сделал некий пилящий жест, будто что-то резал. — Слушай, Петро, хлеба, что ли, дай!

Сердюк понял, что скромный холостяцкий ужин грозит плавно перерасти в пьянку и лучше самому взять контроль над ситуацией, пока этого не сделал Жгут. Майор поставил на стол вторую рюмку, нарезал хлеба и сала и вытащил из банки еще несколько огурцов.

Алексей заметно повеселел.

— А Наталья твоя когда вернется? — спросил он. — Я бы у нее рецепт взял. Отличная водка получается. — Он налил себе еще и, спохватившись, предложил хозяину: — Будешь?

— Наливай, — махнул рукой Сердюк.

— Ну давай за наши Вооруженные Силы! — Жгут со звоном стукнул своей рюмкой о рюмку замполита.

— Давай, — усмехнулся Сердюк и выпил. — Только тебе это все равно не поможет. Не военный ты человек.

— Не военный, — согласился Жгут. — Но за Вооруженные Силы готов выпить не один литр… Слушай, Петро, а ты родной язык свой помнишь?

— Помню, — с достоинством сказал Сердюк.

— А скажи чего-нибудь, — попросил Алексей.

— Обойдешься. Что я тебе, радиоприемник?

— Ну тогда скажи, правда, что по-украински «мотоцикл доехал до фотостудии» будет «мотопэр допэр до мордоляпу»?

Сердюк покраснел от гнева.

— Кто это тебе такую чушь сказал?! — загремел он. — Мы многонациональная страна, и народы, ее населяющие, обязаны с уважением относиться…

— Да ладно тебе, Петро, — примирительно сказал Жгут, разливая по рюмкам, — ты ж не на политзанятиях.

— …с уважением относиться к представителям других национальностей и республик! — закончил Сердюк.

Жгут ухмыльнулся.

— И ничего в этом смешного нет! — свирепо произнес замполит.

— Конечно нет, — сказал Алексей. — Я тут вспомнил… Мне еще говорили, что «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» будет «Голодранцы усих краев, гоп в едину кучу!»

Сердюк так грохнул по столу кулаком, что в банке подпрыгнули огурцы.

— Все-все-все, — быстро сказал Жгут. — Просто во мне гибнет филолог.

Майор пристально посмотрел на него и неожиданно успокоился.

— Человек в тебе гибнет, Леша, — сказал он и вздохнул. — Тебе сколько уже? Тридцать пять? Ну считай, почти сорок. Мои пацаны и то серьезнее. И зачем ты вообще в армию пошел? Тебе в цирк надо, клоуном. Да и то не возьмут. Там тоже работать надо.

— А я, по-твоему, баклуши бью?

— А что ж ты делаешь? Дурака валяешь. Вот Борзов тебя жалеет, все надеется, что толк из тебя выйдет. Лично я так считаю: если у человека голова на плечах есть, из него толк в любом деле выйдет. А раз не выходит…