который на­стаивал на представлении своих возражений самому королю. Фрид­рих-Вильгельм III внес в проект несколько поправок (6 марта 1812). Он велел вычеркнуть пункт о замене наименования «Jude» более по­четным эпитетом, вроде «мозаист». По вопросу о государственной службе евреев король присоединился к отрицательному мнению ми­нистра Кирхейзена и вставил пункт, что решение этого вопроса от­лагается на неопределенное время.

Наконец 11 марта 1812 г. король подписал этот акт, известный под именем «Эдикт о гражданском положении евреев в Прусском государстве». Первая статья эдикта объявляет евреев Пруссии, жив­ших ранее на основании особых привилегий и концессий, «туземца­ми и гражданами прусского государства» (Einländer und preussische Staatsbürger). Отменяются ограничения в праве жительства и занятий, специальные подати и исключительные законы. Евреи допускаются на муниципальные и академические должности; вопрос же о допу­щении их на государственную службу вообще король обещает «оп­ределить со временем особым законом». Обязанности евреев — те же, что и прочих граждан, в том числе и отбывание воинской повин­ности натурою; немецкий или другой «живой язык» обязателен в деловых бумагах, и совершенно недопустим еврейский язык — древ­ний или разговорный. В течение шести месяцев со дня издания эдик­та каждый еврей должен принять определенное «фамильное имя» и зарегистрироваться под ним в полицейских учреждениях. Иностран­ные евреи не имеют права жительства в Пруссии, а могут только при­езжать временно, по делам. Последнею статьей эдикта отсрочивает­ся урегулирование еврейских «церковных дел» и школьного обуче­ния впредь до особого совещания с участием авторитетных предста­вителей еврейства.

Таким образом, через двадцать лет после еврейской эмансипа­ции во Франции Пруссия эмансипировала—хотя и не вполне—своих евреев. Иго бесправия было снято с еврейского населения. Велика была радость раскрепощенных, особенно в высших классах обще­ства, где так болезненно ощущалось прежнее клеймо внегражданственности. В этих кругах чувство благодарности за дарованную сво­боду соединялось с несвободною потребностью пожертвовать осо­бенностями еврейского быта, которые могли бы подать повод к уп­рекам в национальном обособлении. В Берлине давно уже была ус­воена идеология парижского Синедриона, но здесь шли еще дальше: зародилась идея религиозных реформ, не как проявление законного свободомыслия, а как средство приспособления еврейства к окружа­ющей среде. Старый боец за эмансипацию Давид Фридлендер, упо­енный победою, предложил свои услуги правительству в деле преоб­разования еврейского духовного быта. Тотчас после обнародования эдикта 1812 года он издал анонимную брошюру под заглавием «О вызываемой новою организацией еврейских общин в Пруссии необ­ходимости преобразовать их богослужение в синагогах, их учебные заведения, предметы преподавания и вообще систему воспитания». Автор исходит из мысли, что без реформы синагоги и школы буду­щее поколение не сможет в полной мере воспользоваться дарован­ными гражданскими правами; «без церковной организации израэлиты не могут продолжать свое существование». А реформы, вы­званные временем, состоят в следующем. Наш старый молитвенник наполнен траурными гимнами об утрата древней родины еврейско­го народа и его политической свободы, но ведь мы в настоящее вре­мя получили свободу в качестве граждан Пруссии. У нас теперь есть одно только отечество — Пруссия, и о нем мы должны молиться; есть один родной язык (Muttersprache) — немецкий, и его мы долж­ны ввести в наше богослужение, ибо он скорее может пробудить в душе религиозное чувство, чем мертвый древнееврейский язык. В этом же духе полного онемечения должна быть преобразована и еврей­ская школа. Здесь был ясно поставлен тезис: ассимиляция есть есте­ственное следствие эмансипации.

Свою книгу Фридлендер поднес в виде проекта своему едино­мышленнику, канцлеру Гарденбергу (октябрь 1812 г.), а тот передал ее департаменту исповеданий. Автор послал также один экземпляр королю, но боявшийся всяких новшеств, благочестивый король от­ветил резолюцией: «Пока евреи хотят оставаться иудеями, религия которых, в сущности, основана на признании Моисеевых или ветхо­заветных законов, я могу одобрять преобразования в их богослуже­нии, религиозном обучении и воспитании лишь в той мере, в какой это не противоречит сущности и основоположениям иудейской ре­лигии. Если таково и мнение Фридлендера, то можно воспользоваться проектом». Гарденберг поспешил взять Фридлендера под свою за­щиту. В двух письмах он объяснял королю, что эдикт о гражданском равноправии, введший евреев в состав немецкого народа, приводит к необходимости их внутренней реформы, ибо евреи отныне уже не враги христианского общества и не будут презираемы им; они долж­ны теперь молиться не о пришествии мессии, а только о благополу­чии своего покровителя и освободителя, прусского короля; введение же немецкого языка в синагоге и школе не затрагивает основ Мойсеевой религии. Проект Фридлендера вызвал и литературную полеми­ку. Синдик бреславской еврейской общины, Дом, выступил в защи­ту священного языка в богослужении и обвинил Фридлендера в же­лании вызвать религиозный раскол. Престарелый гебраист Соломон Папенгеймер отстаивал и национальный язык, и молитвы националь­ного содержания (1813) ... Но внутренний спор был заглушен громом оружия: началась великая освободительная война Пруссии в союзе держав против Наполеона.

Охвативший всю страну патриотический пыл зажег и сердца евреев, накануне только принятых в союз граждан. Кроме поступив­ших на службу по рекрутскому набору, в прусскую армию вступило несколько сот евреев-добровольцев. Еврейские солдаты участво­вали во всех войнах 1813—1815 годов; множество было убито и ранено в «битве народов» при Лейпциге и при Ватерлоо; многие отличились геройскими подвигами и были награждены орденами железного креста; несколько десятков дослужились до офицер­ского чина. Еврейские женщины шли на фронт в качестве сестер милосердия. Большие суммы денег жертвовались общинами на нужды освободительной войны. Часто проявлялось стремление де­монстрировать свой патриотизм, показать себя достойными эман­сипации. Однако ни военные подвиги, ни другие изъявления пат­риотизма не могли остановить шествие юдофобской реакции, на­двигавшейся на Пруссию, в связи с общеполитическою реакцией, после Венского конгресса и образования Священного Союза (1815). Эмансипация, вырванная у разгромленной, униженной Пруссии, окажется лишнею для Пруссии торжествующей. Запоз­далая эмансипация прусских евреев просуществовала только три года и затем стала чахнуть, охваченная убийственным ветром ре­ставрации.

§ 31. Временная эмансипация в полосе французского господства (Вестфален, Франкфурт, Гамбург)

Шестилетнее господство наполеоновской политики в Германии (1806—1812) принесло временную эмансипацию евреям тех госу­дарств, которые непосредственно входили в сферу французского вли­яния. Прежде всего были эмансипированы евреи нового королев­ства Вестфален, созданного Наполеоном (после Тильзитского мира 1807 г.) из частей Ганновера, Брауншвейга, Гессена и владений Пруссии между Эльбою и Рейном. Во главе этого эфемерного госу­дарства стоял эфемерный король — брат Наполеона, Жером Бона­парт, управлявший по указаниям из Парижа. После объявления об­щей конституции Вестфальского королевства, установившей равен­ство всех граждан, был издан особый королевский декрет (янв. 1808) об отмене всех ограничений для евреев. Декрет начинается заявлени­ем: «Все подданные наши, следующие закону Моисея, будут пользо­ваться в нашем государстве теми же правами, вольностями и свобо­дами, какие предоставлены прочим нашим