Но, пока до снега было еще далеко, мне оставалось только тосковать и чаще прежнего выглядывать во двор. Алисия и та появлялась не часто. Рассердившись на невнимание Ласа, она решила некоторое время его игнорировать. Не знаю, заметил ли брат этот жест протеста или ему и вправду было все равно, но через две недели вынужденной разлуки подруга явилась к нам в дом, устроила истерику, обиделась и поссорилась с Ласом. И заметьте: все это в отсутствие самого Ласа! В общем, представление было еще то. Так что я и сама предпочитала пока не показываться ей на глаза, чтобы ненароком не всколыхнуть страсти.

Когда одним тоскливым утром на нашем дворе раздался звук подъезжающего экипажа, я сначала даже не поверила в такое счастье: гость, настоящий гость! Сейчас, чтобы развлечься, все мы были готовы выслушивать даже наставления леди Рады. Я выглянула через окно и поняла, что экипаж абсолютно незнакомый. Из него вышла нарядно одетая дама, но украшенная перьями шляпка не позволила рассмотреть лицо. Поэтому к тому времени, когда служанка постучала в дверь и сообщила, что приехавшая леди ожидает в гостиной, я уже успела поправить прическу и с еще большим интересом поспешила вниз.

Меня ждало потрясение: в комнате, изящно сложив тонкие руки на шелковой юбке, сидела старшая сестра господина Клауса. Я замерла в дверях.

— Леди Николетта, простите меня за столь внезапное вторжение. — При моем появлении она встала, зашуршав дорогой тканью. — Понимаю, что официально мы с вами не представлены, но я взяла на себя смелость нарушить некоторые правила приличия, раз уж вы все равно знакомы с моим братом. — Она приложила руку ко рту, будто бы делясь со мной секретом. — Уж больно скучно здесь зимой, так что лишнее хорошее знакомство никому не помешает. Меня зовут Филиппа, и я была бы рада, если бы вы без церемоний называли меня по имени.

— Взаимно. — Я протянула ей свою руку, предложила сесть и сказала служанке принести чаю, хотя все еще оставалась в замешательстве от происходящего. При всем желании меня трудно назвать подходящей компанией для женщины, которая лет на пятнадцать старше.

— Вы конечно же гадаете, как мне вообще пришла в голову такая идея? — Сестра фабриканта была проницательна. — Один наш общий знакомый написал мне, что с наступлением холодов вы со своим деятельным характером, должно быть, сходите с ума от скуки и что вас мог бы очень порадовать визит на фабрику. Вот я и решила, что сходить с ума вместе веселей, а то наш скудный домашний кружок не может позволить мне и этого.

Я не знала, что ответить. Наш общий знакомый? Переспросить, кто это, смелости не хватило. Поэтому пришлось ответить светской банальностью (или банальной светскостью — это как посмотреть).

— Честно говоря, я была бы рада еще раз посетить фабрику: в прошлый раз мне удалось посмотреть не так уж много. Но я удивлена тем, что вы остались на зиму здесь, а не уехали в город вслед за братом.

— Ах, этот город мне порядком надоел. К тому же кому-то надо присматривать за Лилией — моей младшей сестрой, а пребывание в Земске ей явно не на пользу. Вы и сами не стремитесь в столицу.

— Мне тоже есть за кем присматривать.

— Знаю! — Она рассмеялась. — У вас причин оставаться здесь как минимум на пять больше, чем у меня.

Принесли чай.

— Как жаль, что я совершенно не разбираюсь в чае, — легкомысленно сказала леди Филиппа, а, сделав несколько глотков из чашки, так же свободно поведала: — Это, должно быть, шанхрский сорт «Бархатная ночь»! Только он оставляет такое яркое фруктовое послевкусие. Моя покойная матушка была его большой любительницей!

Я была бы не я, если бы не приняла столь неожиданное предложение. Казалось, среди наших погружающих в спячку окрестностей фабрика оставалась единственным местом, где до сих пор бурлила жизнь. Едва войдя через главные ворота, я чуть не попала под колеса тележки, и только успела насладиться знакомой суетой, как меня окликнули, приказали не сходить с места, и все это без должного уважения.

Оглянувшись, увидела старого знакомца — великого знатока местных примет, крупного специалиста по полевикам, единственного приятеля Ерема и по совместительству обладателя престранных полосатых штанов. На шляпе старика все так же алела гроздь рябины, вот только теперь уже в обрамлении сухих колосьев вместо перьев.

— Добрый день, господин Фрол. Что вы здесь делаете? — несколько удивленно спросила я.

— Ясно что — за порядком слежу. — Новоявленный борец с хаосом подбоченился. Наверное, после случая с пожаром фабрикант решил пересмотреть систему охраны, вернее, за неимением таковой, ее ввести. Но вот выбор сторожа был крайне спорным. — Леди, будьте добры, предъявите свою сумочку, так сказать, для досмотру.

Я вцепилась в свою сумку, будто несла половину золотого запаса Грелады. Вот еще! Какая вопиющая бестактность! Всем известно, что сумка дамы — святая святых!

— Бросьте, вы же меня прекрасно знаете. Разве я похожа на злоумышленника?

— Барышня, я-то вас, конечно, знаю, потому и прошу, — настаивал новоявленный охранник. — Признайтесь, есть у вас зуб на хозяина, ох, по глазам вижу, что есть! Глазищи так и сверкают, того гляди, две дырочки прожгут. Только мы огнеупорные тепереча. Вы глазами-то зазря не сверкайте, а лучше сумочку откройте.

— Ничего я не сверкаю!

Сказать по правде, никакого золотого запаса в сумке не было, да и вещей, которые нельзя было бы показать постороннему наблюдателю, тоже, но дело пошло на принцип.

— Ох смотрите у меня! Глаз не спущу! — погрозил пальцем старик, внезапно отступившись.

— А вот там только что какой-то подозрительный тип прошел через ворота. Почему вы его не обыскали? — искренне возмутилась я такому пристальному вниманию к собственной персоне.

— Бухгалтер наш, — пояснил Фрол. — Нет у него мотивов для вредительства. А что подозрительный — так это он под пиджаком поллитру тащит. На рабочем же месте ни-ни.

— Так и у меня нет мотивов…

Дедушка выразительно поиграл бровями, и я не стала продолжать. Пусть подозревает, если хочется.

— Вот не понимаю я вас, людей, — сказал он со вздохом. — Ладно, хоть вы, барышня… душевные терзания всякие, да хозяйственная жилка в одном месте свербит. Но эти, местные… Тьфу! И курят же, лешие, и пьют, хоть и горели уже не раз. И продукт тащат. Вот спроси, для чего тащат? Ведь не скажут. Не приспособили еще. Но все надеются, что им колеса можно будет смазать или поросей откормить. Или баба одна все на лицо марь прикладывала, думала, назавтра писаной красавицей проснется. А у нее сыпь — аллергия, значит. Так и попалась, дуреха. Бестолковый народ, без понятия. Хоть собак специально обученных на них заводи.

— Зачем же собак? — Я начала входить в положение несчастного. — Вы лучше женщину возьмите, только чтобы она обязательно замужняя была, с детьми. Она вам быстро и алкоголь, и курево учует, еще и по загривку нарушителя так огреет, что тот в следующий раз крепко задумается, прежде чем пакость сделать.