— Как ты познакомилась с Евой Линд? — спросил он.

— Она предупредила меня, что ты наверняка спросишь, и сказала, что тебе лучше этого не знать. Ева права. Trust me.[21]Еще она пообещала, что ты сможешь мне подсобить в одном дельце в обмен на помощь. Идет?

— Нет, — отрезал Эрленд. — Я не знаю, в чем дело.

— Ева сказала, что ты в курсе.

— Ева наврала. О чем речь? Что за дельце?

Стина вздохнула.

— Мой приятель попался с гашиком в Кевлавике. Не много, так — ерунда. Но хватило, чтобы упечь его на три года за решетку. Судят, как за убийство, чертовы придурки. Подумаешь, гаш! И немного кислотишки. Посадили на три года! Три года! Педофилам дают три месяца, и то условно! Дебилы! Мудозвоны!

Эрленд не знал, чем он может помочь Стине. Она походила на маленького ребенка, который не представляет, насколько мир огромен и запутан и как трудно противостоять всем его мерзостям.

— Его поймали в аэропорту Лейва Эйрикссона?

— Да.

— Я ничего не могу сделать, — сказал Эрленд. — И даже не имею никакого желания. У тебя не очень подходящая компания. Наркотики и проституция! Как насчет того, чтобы устроиться просто секретаршей?

— Ну что тебе стоит хоть попробовать, — не отступала Стина. — Поговори с кем-нибудь. Ему грозит три года!

— Чтобы расставить все точки над «i», — кивком остановил ее Эрленд, — ты ведь занимаешься проституцией?

— Проституция проституции рознь, — ответила Стина, вынимая сигарету из маленькой черной сумочки, висевшей у нее на плече. — Я танцую в ночном клубе «Граф».

Она наклонилась вперед и прошептала, как будто хотела поделиться секретом с Эрлендом:

— Но это приносит больше денег.

— И ты бывала в этом отеле со своими клиентами?

— Да миллион раз, — ответила Стина.

— Ты работала здесь?

— Никогда.

— Я имею в виду, ты знакомилась здесь или приходила с клиентами из города?

— Как мне захочется. Раньше меня сюда спокойно пускали, пока Толстяк не выставил вон.

— Из-за чего?

Стине снова захотелось почесать под грудью, и она, сморщившись, аккуратно погладила себя. Потом попыталась улыбнуться Эрленду, но было очевидно, что она чувствует себя неважно.

— Одной моей знакомой тоже сделали такую операцию, но неудачно, — призналась Стина. — Ее сиськи стали похожи на пустые полиэтиленовые пакеты.

— Тебе и в самом деле нужна была такая грудь? — не удержался Эрленд от вопроса.

— Разве тебе не нравится? — Девушка приподняла свои груди, но скорчилась в гримасе. — Вот только швы добьют меня, — вздохнула она.

— Да… грудь… большая, — утешил ее Эрленд.

— И совсем новенькая, — самодовольно подтвердила Стина.

Эрленд увидел директора, вплывавшего в бар в сопровождении старшего администратора. Толстяк несся на них, преисполненный ощущением собственного могущества. Он оглянулся и, убедившись, что в баре никого нет, зашипел на Стину с расстояния нескольких метров:

— Вон! Убирайся, красотка! Сию же минуту! Чтобы духу твоего здесь не было!

Стина взглянула через плечо на директора, потом повернулась к Эрленду и закатила глаза:

— О господи!

— Нам не нужны в отеле потаскухи вроде тебя! — бушевал директор.

Он схватил ее, намереваясь вывести вон.

— Оставь меня в покое, — возмутилась Стина и поднялась. — Я разговариваю с человеком.

— Осторожно с грудью! — воскликнул Эрленд, не зная, что еще сказать.

Директор удивленно посмотрел на него.

— Она новая, — пояснил Эрленд.

Он встал между Стиной и директором и попытался оттолкнуть толстяка, но безуспешно. Стина, как могла, защищала свою грудь, а старший администратор стоял в стороне и наблюдал за стычкой. В конце концов он пришел Эрленду на помощь, и им удалось слегка оттеснить от девушки взбешенного директора.

— Все, что… она… наговорила… обо мне… наглая ложь! — выдул толстяк. Напряжение лишило его сил, по лицу струился пот. Он задыхался после борьбы.

— Она ничего не говорила о вас, — попытался успокоить его Эрленд.

— Я хочу… чтобы… она… убралась… отсюда. — Директор опустился на стул, достал носовой платок и отер себе лоб.

— Отвянь, Жиртрест! — бросила Стина. — Ты знаешь, что он pimp?[22]

— Pimp? — Эрленд не сразу понял значение этого слова.

— Он стрижет нас, когда мы работаем в отеле, — заявила Стина.

— Стрижет? — удивился Эрленд.

— Денежки! Проценты! Он стрижет нас себе в карман.

— Ложь! — заорал директор. — Убирайся вон, чертова шлюха!

— Он и его метрдотель хотели получать больше половины, — сказала Стина, осторожно поправляя свою грудь. — А когда я отказалась, он мне велел проваливать и больше здесь не появляться.

— Она врет, — повторил толстяк, слегка успокоившись. — Я всегда гонял путан, и ее в том числе. Нам не нужны проститутки в отеле.

— Метрдотель? — повторил Эрленд и представил узкую полоску усов. Розант, вспомнил он его имя.

— Гонял он нас! — передразнила Стина, повернувшись к Эрленду. — Да это он нам звонит! Если видит подходящих гостей при деньгах, звонит нам и сообщает об этом, а потом проводит в бар. Говорит, что так повышается популярность отеля. Командированные, иностранцы, холостяки. Если проходит большая конференция, он тоже нас зовет.

— Вас много? — спросил Эрленд.

— Несколько человек, работающих по вызову, — объяснила Стина. — Высший класс!

Можно было подумать, Стина гордится своей профессией как ничем другим. За исключением разве что новой груди.

— Никаких девушек по вызову у нас нет, — возразил директор, восстановивший наконец дыхание. — Они зависают в отеле, сидят здесь в баре и пытаются подцепить клиентов, чтобы подняться с ними в номер. И она врет насчет того, будто я им звоню. Грязная потаскуха!

Эрленд посчитал нецелесообразным продолжать беседу со Стиной в баре и предложил уступить ему на некоторое время кабинет старшего администратора или проехаться всем вместе до полицейского отделения, чтобы завершить разговор. Директор тяжело вздохнул и злобно посмотрел на Стину. Эрленд прошел с ней в кабинет. Толстяк остался сидеть в баре. Он чувствовал себя опустошенным и отослал прочь старшего администратора, норовившего похлопотать вокруг расстроенного начальства.