— Я понимаю, что ты подруга моей дочери и ты мне помогла, — начал он, — но все же не стоит сравнивать себя с Осп. У нее, по крайней мере, не чешутся швы.

Стина посмотрела на него, улыбнулась уголком рта и молча вышла из кабинета в вестибюль. На ходу она накинула на себя пальто с меховым воротником, но в ее движениях больше не было никакого величия. По дороге Стина натолкнулась на вошедшего в отель Сигурда Оли с сестрой Гудлауга. Эрленд отметил, как Сигурд Оли вытаращился на грудь Стины, и подумал, что она все ж таки не зря потратила свои денежки.

Директор отеля стоял в отдалении, видимо ожидая окончания их беседы. Осп дожидалась лифта. Она заметила Стину, выходящую из отеля. По Осп было видно, что она узнала бывшую одноклассницу. Когда Стина проходила мимо прилипшего к своей стойке старшего администратора, тот проводил ее взглядом, пока она не исчезла за дверью, затем посмотрел в сторону директора — толстяк вперевалку поплыл на кухню. Осп вошла в лифт, и двери закрылись за ней.

— К чему весь этот вздор, могу я поинтересоваться? — услышал Эрленд голос подошедшей к нему сестры Гудлауга. — Чем объясняется такая бесцеремонность и грубость по отношению ко мне?

— Бесцеремонность и грубость? — повторил Эрленд. — О чем это вы?

— Вот этот человек, — продолжала женщина, которая, очевидно, все еще не знала, как зовут Сигурда Оли, — этот человек нагрубил мне, и я хочу, чтобы он принес извинения.

— Даже и не подумаю! — откликнулся Сигурд Оли.

— Он повысил на меня голос и вывел меня из моего дома, будто какую-то преступницу.

— Я надел на нее наручники, — признался Сигурд Оли. — И не собираюсь приносить извинения. Пусть забудет об этом. Она обзывала по-разному меня и Элинборг и оказывала сопротивление. Я бы посадил ее за решетку. Она препятствует расследованию.

Женщина посмотрела на Эрленда, но промолчала. Он знал, что ее зовут Стефания, и про себя гадал, как же ее называли в детстве.

— Я не привыкла к подобному обращению, — произнесла она наконец.

— Отвези ее в участок, — приказал Эрленд Сигурду Оли. — Посади под замок по соседству с Генри Уопшотом. Завтра поговорим с ней. — Он бросил взгляд на женщину. — Или послезавтра.

— Вы не можете так поступить, — возмутилась Стефания, явно потрясенная. — У вас нет оснований так обращаться со мной! Почему вы думаете, что можете посадить меня в тюрьму? Что я сделала?

— Вы солгали, — ответил Эрленд. — Будьте здоровы. На связи, — бросил он Сигурду Оли.

Он повернулся к ним спиной и направился в ту же сторону, куда ушел директор. Сигурд Оли взял Стефанию за локоть и попытался увести ее, но женщина стояла неподвижно и следила за Эрлендом.

— Хорошо, — окликнула она Эрленда, пытаясь сбросить руку Сигурда Оли. — Это излишне, — добавила Стефания. — Мы можем сесть где-нибудь и поговорить обо всем этом по-человечески.

Эрленд остановился и развернулся.

— О чем же? — спросил он.

— О моем брате, — ответила женщина. — Мы поговорим о моем брате, ведь вы этого хотите. Но не знаю, какой вам с того прок.

Они устроились внизу в каморке Гудлауга. Стефания сама предложила пойти туда. Когда Эрленд спросил, приходила ли она сюда раньше, Стефания ответила отрицательно. Он переформулировал вопрос — встречалась ли она со своим братом в этом году? — но женщина повторила сказанное ранее: у нее не было никакой связи с Гудлаугом. Эрленд был убежден, что она говорит неправду. Какие дела привели ее в отель за пять дней до убийства швейцара? Два события были как-то связаны, и случайным совпадением здесь не пахло.

Стефания без всяких эмоций, не проронив ни слова, смотрела на афишу с Ширли Темпл в фильме «Маленькая принцесса». Открыла шкаф, где висела ливрея. В конце концов она села на единственный стул в комнате, а Эрленд остался стоять у шкафа. У Сигурда Оли была назначена встреча с несколькими одноклассниками Гудлауга в Портовом Фьорде, и он уехал, как только Эрленд со Стефанией ушли.

— Он умер здесь, — произнесла она, но в голосе ее не мелькнуло даже намека на горечь, и Эрленд, как и при первой встрече, задался вопросом, почему эта женщина не питает никаких чувств к брату.

— Заколот прямо в сердце, — уточнил Эрленд. — По-видимому, ножом с кухни.

В комнате еще оставались следы крови.

— Какое жалкое убожество! — воскликнула она, оглядываясь по сторонам. — И он столько лет прожил здесь! Что творилось в его безумной голове?!

— Я как раз надеялся, что вы поможете мне разобраться в этом.

Она взглянула на него, ничего не ответив.

— Не знаю, — продолжал Эрленд. — Он утверждал, что ему хватало и этого. Некоторые могут жить только на пятисотметровой вилле. Мне говорили, что ему было удобно проживать и работать в отеле. Помимо зарплаты у него имелись и другие подработки.

— Вы нашли орудие убийства? — спросила Стефания.

— Нет, но, похоже, добыли аналогичный предмет, — ответил Эрленд.

Он замолчал в надежде, что теперь она что-нибудь скажет. Но Стефания тоже молчала, и прошло довольно много времени, прежде чем она возобновила разговор.

— Почему вы обвинили меня во лжи?

— Не могу судить, насколько это ложь, но я знаю, что вы мне рассказали не все, что вам известно. Вы не сказали мне правду. И вообще, вы мне ничего не говорите. Я чрезвычайно удивлен вашей реакцией и реакцией вашего отца на смерть Гудлауга. Будто вас все это не касается.

Она смерила Эрленда долгим взглядом, а потом словно бы приняла решение.

— Между нами было три года разницы, — вдруг начала Стефания, — и хотя я еще была совсем маленькая, помню, как родители принесли его домой. Пожалуй, это мое первое воспоминание в жизни. И с первого же дня он стал папиным любимчиком. Отец ему всегда столько позволял, мне кажется, он с самого рождения прочил брату великое будущее. И само собой, позже, когда Гудлауг стал подрастать, у отца в голове зрели большие планы, будто по-другому и быть не могло.

— А вы? — спросил Эрленд. — Ваш отец видел в вас какой-нибудь талант?

— Он всегда был добр ко мне, — ответила она. — Но Гудлауга он боготворил.

— И погонял его, пока тот не надорвался?

— Вы упрощаете, — возразила Стефания. — Ничего никогда не бывает просто, и я полагаю, что вы, как полицейский, отдаете себе в этом отчет.

— Думаю, мои воззрения тут ни при чем, — заметил Эрленд.

— Разумеется.

— Как получилось, что Гудлауг оказался в этой каморке, одинокий и всеми забытый? Почему вы так возненавидели его? Можно понять позицию вашего отца, если из-за него он лишился здоровья. Но я никак не возьму в толк, почему у вас сложилось такое отношению к брату?

— Потерял здоровье? — переспросила она и изумленно взглянула на Эрленда.