Соловьев протянул руку с опаской, в отличие от меня, максимально спокойной и расслабленной. По мере просмотра лицо его мрачнело, глаза темнели.

— Это не я. То есть, я, но это было давно. Даже прическа другая, неужели не видишь? — в панике спросил он у меня спустя минуту.

Нервно взъерошил волосы, поджал губы.

— Не знаю, я не смотрела видео с изменщиком, — пожала плечами как можно равнодушнее.

Я знала, что запись была сделана задолго до нашей встречи, но это было выше моих сил даже через экран наблюдать за его близостью с другой.

— Не смотрела? — с какой-то мукой на лице снова задал вопрос, казалось, в пустоту Кирилл, а после опустил голову. — Ясно. Я пойду.

И развернулся, направляясь к своему байку. Я ожидала совсем другой реакции, но сейчас, глядя на его сгорбленную спину, мне показалось, что он испытывает адские муки, виной которой косвенно послужила я сама.

Время словно замедлилось, но всё, что я делала, это смотрела ему вслед. Порыв кинуться следом я безжалостно подавила, продолжая вариться в собственных воспоминаниях. Два случая наслоились друг на друга, вызывая головную боль.

И отчего меня не покидало чувство, что сейчас я разрушила то, что могла восстановить?

Кирилл

Двое суток спустя

Набережная сегодня казалась мне мрачной, но восприятие было лишь отражением моей внутренней агонии.

— Кирилл Соловьев? — незнакомый голос какого-то мужика.

— Да, — мрачно ответил, развернулся и увидел двух амбалов.

— Пакуем, — скривил губы второй и вдруг резким броском ударил меня кулаком в лицо, а затем в грудак.

От неожиданности сложился пополам, в это время меня подхватили с двух сторон и затолкали в черный внедорожник. Прокашлялся и глянул на сидевшего внутри мужика в сером явно дорогом костюме.

— Так вот ты какой, Кирилл, — усмехнулся он и окатил меня презрительным взглядом с головы до ног.

Нечто неуловимо знакомое в чертах его лица заставило меня замереть.

— Мы похожи с ней, правда? — вздернул бровь и сказал холодным тоном.

— Я заметил, — сморщился, чувствуя, как болит грудная клетка.

Явно останется синяк, но проявлять слабость и тереть место боли не стал. Отчего-то не хотелось перед отцом Аиды выглядеть слабаком.

— Я свою дочь люблю, — начал он говорить, когда не дождался от меня никакой реакции. — Так что пока прошу по-хорошему. К Аиде приближаться не смей.

— Мы как-то сами разберемся, без сопливых, — хмыкнул, чувствуя разливающуюся внутри горечь.

Не то чтобы я думал, что так уж ей нужен после всего произошедшего, но пасовать перед мужиком не собирался.

— Не понимаешь, — поджал губы ее отец, выдохнул. — Сколько ты хочешь? Сто тысяч, двести?

Глянул на него исподлобья, качая головой.

— Вы серьезно? От каждого ухажера дочки избавляетесь так? И что, неужели берут? Сто тысяч рублей, даже стыдно произносить.

Речь произнес с бравадой, а у самого по венам растеклась мука. Сама мысль о других парнях, вьющихся вокруг Аиды, выбивала из колеи, раздражала, действуя на нервы.

— А кто говорит о рублях? — сразу же последовал ответ.

Заткнулся. Нет, даже не раздумывал над его предложением, просто стало обидно.

— Засуньте их себе…

— Осторожнее со словами, щегол, — угрожающе перебил меня, пока я не договорил фразу.

— Деньги ваши мне не нужны, — выпалил со злостью, стиснул ладони в кулаки. — Если это всё, что вы хотели обсудить, я пошел.

Только открыл дверь автомобиля, собираясь спрыгнуть на землю, как вдруг замер, услышав странную фраз.

— Ты такой же, как он, — презрительно усмехнулся отец Аиды. — Думаешь, дочку мою провел, что та теперь страдает и плачет целыми днями, так я твою натуру не просеку?

Дверь закрыл, повернулся к нему и вздернул вопросительно бровь, не понимая, о чем он говорит.

— Она тебе не рассказывала? Впрочем, не удивительно.

Наши взгляды с Анатолием встретились, а когда он посчитал наш разговор завершенным, домой я шел задумчивым и полным гнева. Только одна мысль грела. Если Аида страдает без меня, значит… Любит?

***

Аида

Парк около университета был единственным местом, где меня никто не беспокоил. Студенты здесь особо не гуляли, мимо проходящие незнакомцы мной не интересовались, так что я могла спокойно наслаждаться одиночеством и тишиной.

— Ты выглядишь грустной, — вдруг раздался сверху голос.

Подняла голову и встретилась глазами с Кириллом, которого не видела уже практически неделю. Дыхание у меня перехватило, и я жадно впилась в него взглядом.

— Я присяду? — спросил как бы разрешения, но даже не стал дожидаться его, просто сел.

— Зачем спрашиваешь, если не слушаешь? — фыркнула, чувствуя, как покрываюсь иголками, словно еж в защитной реакции.

— Люблю твою колючесть, — неожиданно весело усмехнулся и откинулся вальяжно на спинку скамейки.

Нагло положил свою руку сзади моей спины, тем самым и нервируя меня, и будоража.

Буркнула что-то непроизносимое и уставилась вперед, всем телом ощущая близкое присутствие Соловьева. Положила руки на колени и стала щелкать пальцами, не зная, куда себя деть.

— Недавно видел Семена с Милой, — начал он вдруг издалека, напрягая меня сильнее.

— Они вместе, да, — пробормотала и чуть отодвинулась, когда он присел ко мне более вплотную.

Вот только Соловьев и бесцеремонность — два синонима. Он наклонился, практически касаясь носом кончика моего уха.

— Она мне много что интересного поведала, Самойлова, — выдохнул, опаляя горячим дыханием.

Я покраснела, поджала губы, вспоминая, как плакалась ей и рассказывала всё, что видела и слышала. Рыдала, когда Кирилл не появлялся в универе и не брал трубку. Всё же я не выдержала и решила расставить все точки над “i”, а этот парнокопытный просто взял и игнорировал меня, отчего я злилась еще больше.

— Ну да, самому же трубку поднять не судьба, — прошипела, как мне казалось, еле слышно, но у Соловьева на удивление хороший слух.

— Мой разбился еще неделю назад, новый купил, но мне приятно, что ты интересовалась моей судьбой.

Самодовольства этому мужлану было не занимать.

— Больно надо, — закатила глаза, продолжая быть недотрогой.

За это время я остыла, перестав злиться на этого гада, но вот за его исчезновение готова была побить его что есть сил, чтобы больше не смел так надолго пропадать из виду. Благо, Мила предупредила, что он жив-здоров.